[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 Vampire_Deiko
Нью-Йорк, 1972-ой
Фэндом: Люди Икс: Первый класс
Пейринг: Эрик Леншерр/Чарльз Ксавье
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Романтика, AU.
Предупреждения: OOC

Часть 1

Синий платок* ритмично покачивается в правом кармане джинсов, чертовски обтягивающих зад. Он трясет им, как павлин хвостом, специально поворачиваясь спиной к барной стойке и бросая едкие взгляды в ту же сторону.
Чарльз наслаждается уже три композиции подряд. В клубе жарко, и лед в пойле, что называют тут коктейлем, давно растаял. Мужчина допивает его одним глотком, затем выходит на танцпол. Все по старой схеме: приветствие вниз по аккуратным бедрам, несколько близких движений, пара пылающих взглядов. Паренек жадно тянется за поцелуем. Через десять минут он уже хрипло дышит в потертый кафель туалетной кабинки.
Секс без имен, улик и разочарований. Скомканный и быстрый. Чистое, защищенное удовольствие — вбиваться в податливое тело, слышать короткие стоны, вгрызаться в губы, чтобы заглушить свой и чужой оргазм.
Презерватив — в урну, руки — под теплую воду. Если истома проходит быстро, а в глазах недавнего партнера еще виден блеск, то следующая остановка — мотель. Тонкие стены, пыльная мебель и два-три часа сна, но уже в своей, холодной кровати.
***
Чарльз Фрэнсис Ксавье встаёт по будням в половину седьмого, а в выходные ближе к полудню. В рабочие дни пьёт чай, а в воскресенье только кофе. Он живёт на четвёртом этаже — последнем в его доме, который находится в непосредственной близости от работы и максимально удален от клуба. Чарльз почтальон, работает в одном из отделений Нью-Йорка. И на обед всегда съедает шоколадный кекс.
— В кабинет! Живо!
Понедельник, 24 июля 1972 года. Пятнадцать минут до открытия, а утренний разговор с директором ничего хорошего не сулит. Мистер Страйкер из тех ярых американцев, что считают себя республиканцами**, и потому терпимы лишь к другим республиканцам. Двумя любимыми занятиями этого гражданина являются субботний гольф и ежедневный ритуал крика на подчиненных.
Однако сегодня директором овладела странная нерешительность. Его глаза не могут остановиться ни на одной вещи надолго, руки беспокойно поглаживают галстук, он растерян. И начинает издалека.
— Ты давно здесь работаешь, Ксавье.
Весьма остроумное замечание, если учесть что из своих двадцати пяти лет он два года провёл, выдавая почту.
— Раньше я б и не подумал... — мужчина пыхтит в кресле, рассеянно перекладывая бумаги.
— Простите, сэр, я вас не понимаю.
— Никогда бы не подумал, пресвятая дева, что ты — чёртов гомосексуалист!
Не зная, что смущает больше: упоминание Марии в одном предложении с чёртом или упоминания его ориентации, Чарльз старается смотреть на истерику директора с должным спокойствием. Тот же от злости начинает подскакивать на месте, тыча пухлыми пальцами во все стороны, и несёт полный вздор.
— Ладно, мальчишка Финиганов! Но ты?! Ни за что бы не подумал! У вас же что-то было с Элисон. Какая пошлость! — На секунду поток бреда смолкает, но лишь затем, чтобы продолжиться с новой силой. — Сынишка Молли! Ты же был на крестинах! Невинное дитя! В храме, чертов извращенец!
— Да с чего вы взяли? — Сохранять спокойный тон становится все труднее.
— Видел собственными глазами!
— Меня в постели с мужчиной?!
Он понимает, что сорвался. Кончено, багровое лицо Страйкера того стоит. Однако обстановка становится более чем плачевной. Директор угрожающие щурится, лицо его из багрового становится бледно-серым, голос — нарочито спокойным и наполняется едва различимым шипением.
— Забываешься, Ксавье. Я твой начальник. Один звонок, и ты в больнице. Целые этажи для таких, как ты. Я слышал, лучшее лекарство — это электрический ток***.
Чарльз молчит, при мысли о подобном душа уходит в пятки, потеют ладони. Однако шеф выглядит довольным, будто угроза принесла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Гомосексуалистам нет места на моей почте, Ксавье.
***
Первым делом Чарльз ударяет ни в чём не повинный шкаф. Не получая от этого никакого удовлетворения, он все равно бьет вновь и вновь, сотрясая воздух ругательствами. В такие моменты собственная беспомощность душит, освобождает совсем несвойственную злость.
— В чём дело, дорогой? — На шум из глубины склада выходит Молли.
— Этот псих угрожал мне лечебницей! — шипит он сквозь зубы и спрятал лицо в ладонях. К глазам подступают слезы, а выглядеть ещё более жалким не хочется.
— Тише, тише — женская рука мягко гладит его по плечу — Что случилось?
— Страйкер видел меня у клуба.
— Черт, — негритянка сжимает его в объятиях — Он отправил тебя на склад?
— Да — Чарльз обнимает подругу в ответ, зарываясь носом в жёсткие кудри.
— Тебе нужна новая работа.
Молли Миллер — единственная чернокожая на почте. Проблема как раз и заключается в цвете её кожи, ещё, конечно, в отсутствии члена между ног, но главным образом в коже. Она занимает должность кладовщика, которого и за почтальона не считают, но мистер Страйкер идет куда дальше. Как только появляется человек, который по тем или иным причинам ему не нравится, он тут же понижается до работника склада, а миссис Миллер занимает его место. Несчастный воспринимает это, как личное оскорбление, и покидает отделение. Молли же возвращается на прежнюю должность. Затем все повторяется.

Выпитый накануне успокоительный алкоголь давит на голову несильно, но достаточно, чтобы Чарльз сумел найти первый плюс в своём положении. Склад блистает порядком, потерять тут что-то было практически невозможно, и новый кладовщик всеми силами постарается не испортить работу предшественницы.
— Чарльз, будь добр посылку мистера Фассбендера!
— Сейчас!
Молли работает в малом зале — помещении по приёму и отправке посылок — в этом Ксавье весьма повезло.
Клиент стоит, облокотившись на стойку, солнце играет в его коротких рыжеватых волосах, ложится светлыми пятнами на лицо. Он, как всегда, негладко выбрит, и улыбается уголками тонких губ.
— Добрый день, мистер Фассбендер! — ставит коробку перед посетителем.
— Здравствуй, Чарльз. Что ты такого натворил, что лишился должности моего почтальона? — Майкл что-то дописывает на извещении — Без обид, миссис Миллер. Вы тоже ничего, но мне трудно даются перемены.
— Я... много опаздывал — бурчит Ксавье первое, что приходит в голову.
— Что ж, надеюсь, ты вернёшь должность быстрее, чем я привыкну к новому лицу — он одаривает приятеля ещё одной улыбкой — Было приятно познакомиться, миссис Миллер. Увидимся на следующей неделе.
Мужчина удаляется, парень провожает его долгим взглядом, благо в помещении больше не было посетителей.
— Мой почтальон, — Молли разваливается в кресле и играет бровями, картавя чужой баритон.
— Прекрати… — вяло отмахивается Чарльз.
Но Молли лишь безапелляционно заявляет:
— Ты должен спросить его номер!
— Дорогая, первое правило гея: искать парня вне клуба все равно что искать рыбу вне воды. Либо нет, либо протухла, либо за деньги.
— А второе правило?
— Копы приходят к полуночи****...
***
Бармен ставит рядом с ним очередной стакан, красноречиво объясняя, что это последний. По крайней мере, в этом заведении. Чарльз и сам понимает: хуже места для попойки, чем гей-клуб, не найти. Хотя поначалу была надежда, что хандра пройдёт в любимых стенах.
За неделю он так и не может свыкнуться с новой должностью, ещё труднее привыкнуть к новому обращению. Страйкер заглядывает каждое утро, будто надеясь увидеть вместо кладовщика заявление об увольнении. Противно фыркает и всякий раз так пристально смотрит, что Ксавье посчитает унижением, если отведёт взгляд.
Из ситуации оставается два выхода: уволится и перетерпеть. У обоих вариантов куча минусов. Ближайшая почта, где нет дружков Страйкера, находится в Бронксе*****. Бронкс не любит новичков. Бронкс не любит белых. Бронкс готов сожрать тебя с потрохами. А перетерпеть ещё никому не удавалось.
Может всё-таки стоит поужинать с Элисон? Пару раз... Купить колечко, домик на деньги от продажи собственного достоинства.
Ксавье почти не помнил, как сменяет бар клуба на пивную. Алкоголь успокаивает плохо, и он все возвращается к тягучим мыслям.
— Добрый вечер, Чарльз, — Майкл незаметно оказывается рядом, занимая соседний стул — Так что у тебя случилось?
*
Он просыпается в 13:27, об этом извещают часы на прикроватной тумбочке. Чужой прикроватной тумбочке. Чарльз резко садится, за что платится резким спазмом в висках. Голова не болит, но довольной точно ее назвать нельзя. Память отвечает примерно тем же. Он помнит все события вчерашнего вечера, однако, при таком количестве алкоголя это подвергается сомнению.
Хозяин квартиры появляется из соседней двери, что по логике была ванной. Он вытирает мокрые волосы большим полотенцем, и Чарльз про себя замечает, что следов бурной ночи на мускулистом торсе нет.
— Как ваше самочувствие, мистер Ксавье? — Майкл улыбается, обнажая верный ряд зубов, надевает широкую футболку, к слову, совсем не скрывающую рельефа груди.
— Намного лучше, чем мог предположить.
— Думаю, ты не откажешься от кофе и яичницы с беконом?
— Не откажусь.
— Отлично, ванная в твоём распоряжении, — он скрывается за другой дверью и добавляет уже из-за нее, — Зубная щётка на раковине.


Оказывается, Фассбендер любит завтракать в постели. Довольно неловко и забавно одновременно есть сидя на середине кровати. Хозяин заправил её и, кажется, сменил белье.
— Ты помнишь весь вечер? — Майкл уносит посуду на кухню, а вернувшись, разваливается рядом на постели.
— Не уверен. А ты?
Чарльз старается не разглядывать собеседника. Хотя установка «не пялься на этого парня» была его лучшим другом много лет, но сегодня, кажется, они в ссоре.
— Тоже. Ты помнишь, что меня зовут Эрик?
— Что?
— Значит, нет, — Майкл, точнее Эрик, поправляет подушку. — Майкл Фассбендер что-то вроде псевдонима, хотя и документы у меня есть на оба имени, но я Эрик. Эрик Леншерр.
— Почему у тебя два имени?
— Из-за работы, — он смотрит Чарльзу в глаза долгим взглядом, наблюдая за реакцией.
— Значит, твоя работа не совсем законна... Эрик? - внутри холодеет, но зрительный контакт он не отпускает — когда ещё выпадет возможность.
— Точно.
Какое-то время Чарльз молчит. Обдумывает, чем же таким может заниматься его знакомый, но спрашивать не хочет.
— Ты помнишь, что мои родители англичане?
— Нет.
— А что они умерли?
— Да.
Ксавье опять умолкает, становится досадно. Кажется, информация была не равноценна, и это ему не нравилось.
— Ты помнишь, что мне 29? — продолжил игру Леншерр.
— Нет.
— Ты помнишь, что рассказал о своей первой любви? — он улыбается широким оскалом, нагло издеваясь, и Чарльз смеется.
— Нееет. Нет. Я не говорил тебе такого!
— О, ещё как!
— Быть такого не может!
— Её звали Бетти...
— Мимо!
Комната наполняется смехом ещё множество раз. Они подкалывают друг друга, чередуя шутки и реальные факты.
— Ты помнишь, что я сказал тебе, когда пришёл?
— Эм... спросил, что у меня случилось.
— Ты помнишь, что ты ответил?
— Не очень. Но фраза «я в дерме» там точно была.
Чарльз лежит на второй половине кровати, разглядывая комнату. Шкаф, комод, стул, окно с длинными тёмными занавесками. Любимая кожаная куртка на крючке. Он как раз рассматривает её.
— Помнишь, ты сказал, что я тебе нравлюсь?
Он не помнит, но это самая простая ложь в его жизни.
— Да.

Сноски:
* Синий платок - демонстрация сексуальных предпочтений, подробнее Hanky Code.
** Республиканцы - члены республиканской партии.
*** Гомосексуализм считался психическим заболеванием в США до 1973 года, в России до 1997 года.
**** Полицейские облавы на гей-бары.
***** Бронкс - самый бедный район Нью-Йорка.

Часть 2

Каждую субботу Эрик играет сам с собой. Часто проигрывает, иногда даже специально.
Какой паренёк понравится ему на этот раз? Окажется ли так же доступен, как все до него? Уйдут ли они вместе? В первый раз уходят. Леншерр целую неделю бранил себя за бездействие, а потом понимает, что «уйти» ничего по сути не значит.
Чарльз приходит между девятью и десятью, никогда не задерживается до полуночи. Первым делом идет в бар, заказывает что-нибудь и выпивает, только когда жертва найдена. А наблюдать, как он жмётся с кем-то в темноте зала — вовсе какая-то дикость, срывает крышу. Нет, ревность тут ни при чём. Это будто бы твой партнёр желает разнообразия, и ты ему позволяешь. Теперь смотришь, как его трогают чужие руки, но знаешь, что завтра он проснется в твоей кровати.
***
Эрик Леншерр встаёт в девять, без будильника и вне зависимости от того, когда уснул. По утрам ему не нужно ничего, кроме душа и плотного завтра. Иногда, это единственные радости за весь день. Его дом на территории одной из пятёрки*, так что на улицах относительный, но порядок.
Эрик не доставляет наркотики, их доставляет Майкл. И абсолютно не важно, что у них одно лицо. Майкл же забирает их. Куча коробок со всякой незаконной дрянью поступают на почту. Интереснейший вариант того, что можно сделать, подкупив пару человек. Фассбендер каждый день забирает товар с разных отделений и развозит его. Клубы, бары, магазины, публичные дома — только крупные партии.

Когда он заходит, таща коробку доверху набитую наркотой, Эмма пилит свои шикарные ногти. Её бледная кожа светится среди тёмной мебели и стен. Заметив его, она улыбается и откладывает своё занятие.
— С возвращением, Майкл. Как твой мышонок?
— Страйкер отправил его на склад, — он поставил ношу на стол.
— Не повезло. Надеюсь, ты помнишь о наших скидках для геев?
Эмма каждый раз повторяет эту шутку, прекрасно зная, что предложение всегда будет отвергнуто.
— Тебе стоит с ним поторопиться, — она с притворным интересом разглядывает содержимое, — к зиме нас сольют. Я уже перевожу девочек в Чикаго.
— Рыба покрупнее?
— Именно так. Поэтому я и знаю.
— А Шоу?
Женщина недовольно морщит нос, не отрывая взгляда от коробки.
— Слишком много о себе возомнил. Его не предупредят. Засадят всех. Так что, самое время для выхода.
— И много крыс?
— Парочка, но этого хватит. Скоро рук будет не хватать. Думаю, он предложит тебе другую работу.
— Только за дополнительную плату.
— Много ты уже накопил? — Фрост наконец оторывается от товара и выжидающе смотрит на Майкла.
— Достаточно на домик в Англии.
Она лишь кивает ему в ответ.

Эрик ненавидит Нью-Йорк.
Нью-Йорк — это выгребная яма, которая доверху полна всяким дерьмом. Продажные копы, крысы, грёбанные расисты, проститутки, целые кучи якобы чистых американцев. Город жрёт людей пачками каждый божий день. Жрёт и сплёвывает на окраины. О них никто не заявляет, их никто не разыскивает, не потому что некому, а потому что все знают: центр поужинал. Майкл раньше рыл эти безымянные могилы, видел топи поглощающие трупы. Видел городскую грязь, клеймо на каждом жителе мегаполиса.
Но Чарльз кажется чистым. Таким он, конечно, не является, но от него веет жизнью. Той, о которой мечтает Эрик. Подальше от аппетитов Америки.

***

— Шоу в зале королев**. Просил тебя.
— Не сказал зачем?
Парень лишь качает головой и спешит удалиться с коробкой за стойку.
Время идет к десяти, а народу в клубе полно. Пробираясь сквозь толпу, Майкл краем глаза улавливает Чарльза — сидит спиной к танцполу, чего раньше не бывало. Надо будет спросить у бармена.
Себастьян сидит на диване в глубине зала, о чем-то разговаривает с одной из королев, худощавым мужчиной с отличным париком и отвратительным платьем. Когда курьер подсаживается к ним, он тут же уходит, цокая невысокими каблуками.
— Здравствуй, Майкл, — Шоу выглядит довольным, хотя, в последнее время это его обычным настроение, пусть корабль и идет ко дну.
— Вечер добрый, сэр.
— Эмма сказала, Страйкер жаловался на тебя. Он недоволен.
— Не больше, чем я.
— Старый индюк возобновил проповеди? — мужчина отпивает из гранёного стакана. — Будет надоедать, пригрози ему, раньше помогало.
— С удовольствием.
— Не перестарайся, — он делает ещё один большой глоток. — Теперь к делу. Билли вчера застрелился. Точнее, ему помогли, но копам же не объяснишь. В общем, хочу, чтобы вы с Финиганом покапали.
— Сэр, я курьер.
— Обижаешь. Само собой, я удвою плату. И освобожу тебе среду и четверг.
— Идёт.
— И, Майкл, начните со своих.
Значит, Эмма ошибается. Кто-то все же предупредил Себастьяна пулей в виске Билли. И Шоу тут же дёргает за поводок. Нужно обмыть, давно такого не случалось.
Ксавье в зале нет, почему-то это расстраивает сильнее, чем новости. Вечер точно располагает к пьянке, да и пивная всего через улицу.

***

Затекает рука. Все потому что приходится положить её под голову, раз Чарльз спит, развалившись на всю кровать. Ещё он сопит и дёргает кончиком носа. Чертовски мил. А когда растерян, то походит на котёнка, особенно спросонья.
Он не любит крепкий кофе, но из вежливости ничего не говорит.

— Ты помнишь, что сказал, что я тебе нравлюсь?
— Да.
Самая очаровательная ложь, которую ему когда-либо доводилось слышать.
Эрик потягивает парня к себе, касаясь желанных губ. Чарльз фыркает в поцелуй — наверно, щетина колется — однако не отстраняется. Леншерр наваливается, подбирая партнёра под себя и забираясь руками под футболку.
— Не люблю быть снизу. — Вяло бурчит Чарльз.
— Со мной тебе понравится, — Эрик снова тянется к нему, проникает языком в чужой рот. Протестов больше не следует. Целуются жадно, сбивая дыхание.
У Ксавье нечувствительные соски, зато весьма нежное нёбо. Он, скорее всего, боится щекотки, раз так вздрагивает даже от легкого прикосновения к рёбрам. Его хочется трогать. И от него сносит крышу.
Они стаскивают с друг друга одежду без тени смущения, будто делали это бесчисленное количество раз. У Эрика мало родинок, нет веснушек, но много белесых шрамов. Его руки очень тёплые. И от его поцелуев по коже бегут мурашки. Он не кусается и не ставит засосов, но почему-то этого безумно хочется.
Смазка солоновата на вкус, и тыльная сторона ног такая чертовски белая. Охуительные ноги. Охуительный Чарльз. Он кажется податливым, но с трудом берёт два пальца, сжимая челюсти от дискомфорта.
— Иди сюда, — голос слишком хриплый. Леншерр устраивает любовника сверху, тот тяжело дышит и краснеет, возможно, до лопаток. И опускается медленно, закрывая глаза и выдыхая в чужие губы.
— Эрик… — он почти стонет, когда садится полностью. Его тело дрожит.
Партнёр подаётся бёдрами навстречу. Ксавье низко опускается, нос утыкается в плечо, а член трётся о напряжённый пресс. Мокрые локоны прилипают к шее. Он что-то бормочет, и Леншерр переворачивает его, нависая сверху и двигаясь до спазмов в ногах.

Эрик щекотно дышит в спину, и его щетина покалывает. Солнце светит прямо в глаза, и они слезятся, если не держать их закрытыми. Отрезвляет, но Чарльз все равно думает, что это похоже на рай.
— Я не хочу на один раз, — любовник проводит носом до лопатки, целуя где-то под ней.
— Это не на один раз, — отвечает он и, кажется, засыпает.



Сноски:
* Пятерка – пять семей мафиози, которые управляют Нью-Йорком. Сохранились до сих пор.
** Зал королев – место для трансгендеров.

Эпилог

Хочется встать пораньше, но он опять слышит только последний будильник. Эрик давно встал, его половина уже остыла. Скорее всего, он и выключил сигналы. А ведь сегодня важный день.
Он до восторга мил, когда спит, мне нравится наблюдать за ним в этот момент, а затем ещё десять минут за тем, как он ест мои блины. Думаю, Чарльз ни за что не поверит, что я тренировался неделю, чтобы сделать их в первый раз. И не поверит, что до него я вообще не отличался любовью к кулинарии или к музыке. Но, клянусь, нет ничего лучше, чем брать его под музыку.
За окном мягко падает снег прямо на миниатюрные крыши соседних домов. На календаре — пятница 21 декабря, Ксавье всегда срывает листки по вечерам. После утренних процедур волнение только усиливается, мужчина тратит на галстук втрое больше времени и едва не надевает носки с разными ромбами. Важный день.
Ему не нравится обилие вещей, особенно моих книг. Я старался быть аккуратными, но оказалось, что он чистоплотен за нас двоих.
В коридоре вкусно пахнет выпечкой — Эрик приготовил блины. Их аромат Чарльз узнает где угодно. Ваниль и масло, хоть бы остался кленовый сироп.
Он любит кино, обожает вторники, наверное, из-за меня. Я до сих пор удивляюсь, как он не заработал себе сахарный диабет, потому что ест сладкое каждый день. И не поправляется, что тоже странно.
На стене у лестницы висят старые фотографии. Их первый дом. Юбилей Леншерра, на который приехала Эмма, они втроём улыбаются, сидя за маленьким круглым столиком. Надо бы ей позвонить. Вот Чарльз получил диплом, кстати, ему до сих пор не идёт мантия. Пара фото из Лондона. Вместе красят кухню. Эрик обнимает его на фоне новенького ресторана. Их ресторана! Даже не верится, что это было так давно.
Он останавливается у последней рамки. Вырезка из газеты прошлого года. Они держатся за руки на фоне всеобщего радужного веселья. Оказывается, постарев, они стали более трогательными.
Иногда мне хочется брать его лицо в ладони и высказывать все. Как я люблю его, как мне страшно, как я хочу проснуться через сто лет и увидеть его на соседней подушке. Не говорил. Слова были не нужны, потому что я знал: он чувствует то же.
Важный день.
Из кухни доносится шипение — Эрик моет ещё тёплую сковороду. Он снова в тёмной водолазке, с годами они идут ему ещё больше. Седина слегка блестит на висках.
— Доброе утро, — профессор целует его в шею у линии волос.
— Доброе, — он лишь слегка ведёт плечом, не отвлекаясь от занятия. — Полить блины сиропом?
— Конечно! — От него пахнет мылом, Чарльз глубоко вдыхает у самой лопатки, прежде чем отстранится.
Ксавье занимает место за столом, наливает себе чай, пока Леншерр готовит кофе. Волнение возвращается, Чарльз на секунду представляет, что он не согласится, и от этого потеют ладони. Голос в голове продолжает убеждать верить в лучший исход, но помогает мало.
Маленький телевизор под потолком показывает новости, мужчина чуть прибавляет громкость в надежде чем-нибудь отвлечься.
— Сегодня сенат Нидерландов одобрил законопроект о легализации однополых браков. Законопроект был поддержан в Палате Представителей - 109 голосов «за» и 33 «против» — говорила молодая дикторша с экрана. — Первые свадьбы состоятся весной следующего года. Задержка связана с решением некоторых бюрократических вопросов.
Становится неловко, собственная оплошность вгоняет в краску. Эрик внимательно смотрит на него пару секунд, сдерживая улыбку, затем ставит тарелки на стол и садится напротив.
— Думаю, июль нам подойдёт.

Cноска: 21 декабря 2001 года в Нидерландах были узаконены однополые браки, до этого были законны только некоторые виды сожительства.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 не писатель
Название: Влажные фантазии
Персонажи: Джеймс МакЭвой, Майкл Фассбендер
Размер: мини
Рейтинг: R

Лучи раннего солнца едва начали бередить своим ярким светом рассветную мглу, как Джеймс, весело размахивая ведром и рыболовными снастями, отправился на ближайшую речку, поймать себе завтрак. Каникулы у старшего поколения МакЭвоев, которые проживали в небольшой, но довольно плотно населённой деревушке под Эдинбургом, всегда были ему в радость, особенно когда дедушка с бабушкой собирали свои пропахшие древними ветрами шотландских холмов тартаны и уезжали на ежегодное собрание кланов, оставляя Джеймса на хозяйстве. Сравнительное одиночество и чистый горный воздух становились сущим удовольствием после шумного и суетливого Лондона, поэтому МакЭвой старался как можно больше насытиться этим ощущением.
Воздух все еще был наполнен утренним холодком, но от вялотекущей полупрозрачной реки ввысь поднимался молочно-белый парок. Пожалуй, можно было бы и искупаться, когда потеплеет, думал Джеймс, сворачивая в небольшую посадку, ведущую к заводи, где всегда водилась рыба.
Разложить и собрать снасти опытному МакЭвою стоило всего пару минут, и, приготовившись к долгому ожиданию желаемого улова, Джеймс мечтательно уставился вперед, подперев подбородок рукой. Тихий плеск воды, пение просыпающихся птиц и теплые солнечные лучи сделали свое дело: Джеймс задремал. И спал бы долго, если бы не чей-то громкий мат, сопровождающийся яростным шумом воды.
Удочка в расслабленных Джеймсовых руках внезапно дернулась вперед, и МакЭвой едва успел ухватиться за ее конец, как его потащило к воде, в которой бултыхалось какое-то неизвестное чудовище. Вернее, Джеймс поначалу так подумал, ведь следующей мыслью было: чудовища не умеют так изощренно материться.
Помутневшая вода не очень-то и хотела выпускать своего загадочного обитателя, но, чем сильнее Джеймс тянул удочку на себя, тем более угрожающе натягивалась леска, и тем страшнее и громче становился рев из воды.
- Да прекрати ты тянуть, мать твою! – первое членораздельное предложение повергло МакЭвоя в ступор, поэтому он попросту отпустил дорогущий дедушкин подарок, позволив воде моментально поглотить его.
Через несколько долгих мгновений на берег выползло нечто облепленное тиной и кувшинками. Два ярких серо-голубых глаза на грязном лице метали грома и молнии, испепеляя пятящегося назад МакЭвоя, который бы так и продолжал пялиться в ответ, если бы его взгляд не привлекла странно тянущаяся за речным обитателем удочка.
- Чего смотришь, рыбак-недоучка, я не Ихтиандр, - выплюнул мужчина вместе с кусочками водорослей и болезненно поморщился. – Помоги же, чего стоишь!
Не совсем понимая, чего от него требуют, Джеймс бросился к удочке и попытался накрутить леску на катушку, пока не услышал новый поток ругани и не почувствовал противный запах тины совсем рядом.
- Ты дурак? – устало поинтересовался «Ихтиандр», выдергивая из его рук удочку. – Посмотри, что ты наделал.
От катушки грязная леска тянулась куда-то за спину незнакомца, и, проследив ее путь, МакЭвой понял, в чем дело. Рыболовный крючок глубоко застрял в совершенно чужой ягодице, пропоров водолазный костюм. Причем, довольно крепко застрял. Это выяснилось при попытке Джеймса его вытащить, сопровождавшейся яростным сопротивлением.
- Хватит меня лапать!
- Уж простите, - Джеймс наконец-то обрел дар речи и язвительно скривился. – Позвольте поинтересоваться, какого это хрена мой крючок оказался у вас в заднице?
Брови незнакомца удивленно взлетели вверх, заставляя МакЭвоя хохотнуть.
- Хотел бы я сам знать, - зашипел мужчина, осторожно ощупывая «место происшествия». – Когда мне посоветовали озеро для ныряния в глухой деревне, я не думал, что на берегу меня будут ждать неандертальцы.
- Ты кого сейчас неандертальцем назвал?.. – Джеймс угрожающе двинулся вперед, но поскользнулся на стряхнутых водорослях и распластался прямо у ног «Ихтиандра».
- Вот так-то нужно царя Тритона встречать, - ухмыльнулся незнакомец и, хромая, направился в лесопосадку. Джеймсу ничего не оставалось, как последовать за ним, но на полпути мужчина резко остановился и развернулся в его сторону. – Чего тебе?
- Вообще-то, моя удочка по-прежнему у тебя в заднице. И я хотел бы получить ее обратно, - полуобиженно ответил Джеймс, облизывая пересохшие губы.
- Не только твоя удочка, а и ты сам у меня уже вот здесь сидишь, - мужчина провел ребром ладони по горлу и похромал дальше.
Джеймс терпеливо следовал за ним, пока они не вышли на опушку одной из полян, затерянной среди деревьев. Кое-где трава была примята, но больше никаких признаков того, что здесь могло что-то находиться, не было.
- Какого?.. – только и донеслось от застывшей перемазанной тиной фигуры. – Где мои вещи?!
- Может, ты оставил их в другом месте? – рискнул предположить МакЭвой, лениво покусывая травинку, и даже не успел заметить, как незнакомец вдруг оказался совсем рядом и схватил его за воротник рубашки, притягивая еще ближе. – Эй, полегче, я же местный, могу помочь. А вот если ты меня обидишь…
Сильный толчок отбросил Джеймса назад и, если бы не ствол дерева, его копчику пришлось бы познакомиться с твердой поверхностью земли. Лицо мужчины вдруг скривилось настолько, будто бы он собирался разреветься, а через мгновение в его руке заблестел перепачканный кровью и илом крючок. Вручив МакЭвою желаемое, он тут же устремился вглубь леса, продолжая негромко бормотать ругательства.
- Эй, а как же дезинфекция… - только и смог промямлить Джеймс, но незнакомца уже и след простыл.
Пожав плечами, МакЭвой отправился назад, за своими вещами. Дома у него были дела поважнее.
***
Но незнакомец все никак не хотел выходить из головы.
Пытаясь собрать мозаику происшедшего, Джеймс задумчиво ковырялся лопатой в садовой земле. Стоило закрыть глаза, как перед ними тут же возникали чужие – полные злости и боли, но такие притягательные. Высыхающие на солнце волосы «Ихтиандра» оказались медно-рыжими и наверняка были мягкими, а ухмылка, которую МакЭвой едва успел уловить, была похожа на акулью. Да и обтянутое водолазным костюмом поджарое тело сложно было не оценить, даже несмотря на ситуацию…
- Опять за старое… - пробормотал МакЭвой и пребольно стукнул себя ладонью по лбу.
- Ты чего это? – вдруг спросил кто-то совсем рядом, заставляя его подпрыгнуть.
- Ник! – Джеймс сжал черенок лопаты с такой силой, что аж хрустнули костяшки. – Какими судьбами?
- Да вот, принес тебе обещанный виски, - ответил Холт, подозрительно покосившись, и поставил перед Джеймсом небольшую корзинку с несколькими бутылками из толстого стекла.
С Холтом МакЭвой дружил с самого детства, пусть Николас и был значительно младше него. Одной из причин дружбы была и небольшая винокурня во владении его дедушки, которая производила чертовски хороший виски.
- Что-то случилось? – поинтересовался Ник, указывая на прислоненную к крыльцу удочку, сейчас больше напоминающую грязную палку, которую чья-то собака притащила под дверь МакЭвоя.
- Рыбалка немного не удалась, - пожал плечами Джеймс, а потом рискнул, чувствуя, как в груди приливом поднимается волнение. – Ты не слышал о чем-нибудь странном за сегодня?
Получив отрицательный ответ, МакЭвой кратко пересказал случившееся, заставив Холта расхохотаться.
- Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, - пробормотал он сквозь прорывающийся смех. – Вчера вечером он заходил к нам в магазин при винокурне. Очень странный мужчина. Кажется, его фамилия Факбендер. Или Фапбендер, я не успел рассмотреть карту, которой он расплачивался. Но мой дед приказал больше никогда ему ничего не продавать, ибо он начал спорить с ним о том, кто первым начал производить виски – шотландцы или ирландцы.
- Уверен, что твой дед его переспорил, - хохотнул МакЭвой, зная норов Холта-старшего. – Поэтому сей мистер Фап-как-там-его решил ненавидеть всех шотландцев заодно.
Следующие пару часов они с Николасом провели в разговорах о том, как провели тот год, который не виделись. По сравнению с жизнью Холта, существование Джеймса показалось ему слишком спокойным и размеренным, но, кажется, что утреннее происшествие с лихвой восполнило долгие месяцы, посвященные лишь учебе в университете и успешной сдаче очередных экзаменов. Родители гордились им, да, честно сказать, и сам МакЭвой был доволен полученными результатами, но рано или поздно ему пора было признать, что, превратившись в библиотечную мышь, он совершенно позабыл о том, что такое приключения.
О да, его задница невыносимо их жаждала.
***
К вечеру погода совершенно испортилась, что было неудивительно для здешней местности. Откуда ни возьмись, серой дымкой наполз плотный туман, превращая окружающие предметы в сказочный мир со странными и порой пугающими очертаниями. После наступления темноты молочно-белый воздух стал оседать крупными каплями на стеклах, а потом и вовсе превратился в дождь, который, по опыту Джеймса, мог затянуться как на пару дней, так и на неделю.
- Вот тебе и приключения, - раздраженно бормотал МакЭвой, растапливая камин.
Яркие оранжево-янтарные блики, прыгающие по стенам, и веселый треск поленьев немного успокоили Джеймса. Домашний уют, запах тлеющего дерева и аромат виски с мягкими тонами торфяного дыма вернули его в детство, когда зимние вечера он проводил здесь же, но делил их с бабушкой и дедушкой. Ветер глухо стонал в закоулках дома и гудел в каминной трубе, иногда походя на стоны боли, но Джеймса это совершенно не пугало, так как на руках у дедушки было безопаснее, чем где-либо. Тепло, исходящее от него и от камина быстро помогали уснуть и крепко спать до утра, когда бабушка будила его запахом горячего шоколада.
Тут же он и попробовал свой первый в жизни глоток виски. Жидкость, предложенная дедушкой по достижении им шестилетия, плескалась на самом дне бокала, но была такой солнечно теплой и желтой, что в маленькой головенке сразу возникли ассоциации с пшеничным полем, где летом Джеймс любил собирать васильки для бабушки. Первая капля, попавшая на язык, была приятно сладкой, как позднее Джеймс понял, с пряными дубовыми тонами, сладковатыми оттенками свежего мускатного ореха и жареного миндаля. Густое послевкусие отдавало мягким солодом. И уже тогда МакЭвой мог с уверенностью заявить, что не пил ничего вкуснее.
Виски, принесенный Холтом, был из тех редких сортов ячменя, которыми так гордится его дед. Этикетка гласила, что данная партия выдерживалась в дубовых бочках в течение 21 года. Насыщенная янтарная жидкость мягко растекалась по граням бокала, и огонь через нее казался еще более загадочным существом, чем прежде. Сделав первый глоток, Джеймс почувствовал вкус имбирного бисквита, изюма и темного шоколада, с нотами корицы, красного перца и ореховыми оттенками послевкусия. В желудке тут же поселилось приятное тепло, и уже готовый уснуть МакЭвой дернулся, услышав настойчивый стук в дверь.
Больше заинтригованный, нежели разозленный, Джеймс торопливо кинулся в коридор, но к двери подошел на цыпочках и резко распахнул ее, готовый, в случае чего, оказать сопротивление. Но темнота, царившая за порогом, не сильно хотела представлять своего гостя, пока он не выбрался из нее сам, откинув мокрый капюшон со лба.
- Ты?.. – Джеймс неосознанно попятился назад, крепко сжимая захваченную в целях безопасности кочергу. – Откуда ты знаешь, где я живу?
- Я не знал, - пробормотал его новый знакомый, Ихтиандр, сжимая в дрожащих руках кое-как собранный рюкзак. – Просто постучался в первый попавшийся дом. Но мне лучше уйти…
Не раздумывая ни минуты, Джеймс схватил уже развернувшегося мужчину за плечо и втащил в дом, крепко запирая за собой дверь.
- Никуда ты не пойдешь в такую погоду, - заявил он, начиная стаскивать с него мокрую одежду.
Ихтиандр был настолько замерзшим, что практически не сопротивлялся, позволив раздеть себя до нижнего белья, и только держался руками за озябшие плечи, пока Джеймс вел его в сторону ванной. Сделав воду погорячее, он оставил ванну наполняться, а сам убежал рыться в своих и дедушкиных шкафах в поисках подходящей одежды, что оказалось весьма проблематичным заданием, так как гость был на голову выше него самого.
- Я оставил тебе на полке у зеркала дезинфицирующие средства для… ну… твоей зад… твоего ранения, - шумно выдохнув эти слова, Джеймс пулей вылетел из ванной, чувствуя, как начинают гореть щеки.
Ибо без водолазного костюма тело Ихтиандра оказалось еще соблазнительнее, а полные благодарности взгляды, которые он бросал на него, хлопая своими мокрыми ресницами, были более чем красноречивыми. Но гораздо больше Джеймса волновало замеченное начало воспаления раны, нанесенной крючком, и потеки крови на голом бедре.
- Тебе нужно поесть, - констатировал Джеймс, когда Ихтиандр вышел из ванной, приодетый в его толстовку и дедушкины штаны, которые, тем не менее, тоже оказались ему коротки. – Иди в гостиную и погрейся у камина, пока я соберу на стол.
И с каких это пор он стал похож на наседку?
- Майкл, - прохрипел мужчина, остановившись у входа в гостиную.
- Прости, что?
- Мое имя. Майкл.
- А я – Джеймс. Очень приятно, - махнув рукой в сторону камина, озадаченный МакЭвой буквально побежал на кухню, разгребать запасы наготовленной бабушкой еды, которую можно было бы предложить ослабевшему Ихтиандру.
Узрев перед собой громадный поднос, заставленный всем, что только удалось разыскать в холодильнике, и здоровенный стакан, до краев наполненный виски, Майкл неуверенно поднял на него глаза, полные недоверия.
- Съешь сколько сможешь, - ответил Джеймс на его немой вопрос и сел напротив.
- Я бы хотел поблагодарить тебя за твое гостеприимство и извиниться за свое поведение утром… - начал Майкл, но МакЭвой приложил к губам палец и улыбнулся.
- Кто старое помянет – тому глаз вон. А теперь – ешь.
Наблюдая за тем, как голодный Майкл поглощает еду, Джеймс чувствовал себя более чем умиротворенно. Раз поперхнувшись, мужчина виновато поднял глаза и снова извинился, за что получил от МакЭвоя полную ободрения и скрытого обожания улыбку.
Да нет, не мог же он так быстро запасть на это водоплавающее.
И, тем не менее, запал. Потому что не мог обойти стороной эти тонкие губы, растягивающиеся в искреннюю улыбку в ответ на его, серо-голубые глаза, похожие на море в пасмурный день, и тонкие пальцы, так осторожно обхватывающие наполовину пустой стакан.
- Как так получилось, что ты пришел… к этому? – поинтересовался Джеймс, разбивая звенящее молчание.
- Я совершенно не ожидал, что все обернется таким образом, - Майкл пожал плечами, задумчиво почесывая подбородок, на котором уже начала пробиваться рыжая щетина. – Я собирался уехать завтра утром, но здешняя погода решила иначе. Палатка попросту не выдержала такого дождя и начала протекать, и я элементарно замерз.
- Почему ты путешествуешь один?
- Мне слишком часто приходится быть в окружении. Так я отдыхаю от него. Путешествую автостопом, пару дней живу на природе, ныряю. За все время со мной еще ни разу ничего подобного не случалось.
- Со мной тоже, - зачем-то ответил Джеймс и грустно улыбнулся, но, заметив зевок Майкла, посерьезнел. – Тебе лучше лечь спать.
- Джеймс, я здоровый мужик, который вполне сможет посидеть еще часок в приятной компании. Не надо меня так опекать.
- А я – здоровый мужик, который вполне может заставить тебя лечь спать сейчас, - парировал Джеймс, не обращая внимания на смешок Майкла, окинувшего беглым взглядом его щуплое тельце. – Твоя комната – первая слева на втором этаже.
***
МакЭвой решил отдать Майклу свою комнату, а самому переночевать в спальне дедушки и бабушки. Вряд ли запах бабушкиных духов и прочие старческие принадлежности могли бы показаться ему располагающими для ночевки в чужом доме.
Разобравшись с посудой и подбросив дров в камин, Джеймс перебрал и закинул в стирку мокрое и грязное барахло, снятое с Майкла, а рюкзак разложил сушиться на кухне, где можно было с легкостью оттереть грязь с кафельного пола. Часы показывали уже давно за полночь, когда он закончил с этим и, приняв душ, побрел спать.
Джеймс уже почти зашел к себе в комнату, как вдруг из соседней послышался негромкий стон, от которого МакЭвой едва не подпрыгнул.
- Майкл?.. Все в порядке? – спросил он, подойдя к приоткрытой двери собственной спальни, и, не дожидаясь ответа, осторожно вошел.
Майкл беспокойно метался в бреду, судорожно стискивая пальцами мокрые простыни.
- Мне нужно… Мне нужно… - бормотал он, громко хватая воздух, словно тонул. – Помогите…
- Майкл, проснись, - громко прошептал Джеймс, - тебе снится кошмар.
Схватив его за руку, МакЭвой почувствовал, что он весь пылает. Кожа на ощупь была очень сухая и горячая.
- Только этого не хватало, - охнул Джеймс.
Чертова лихорадка. Ну и что теперь с ним делать?
Чувствуя совершенную беспомощность, единственное, о чем МакЭвой вспомнил почти сразу – холодная вода и полотенце, которое следует положить на лоб Майкла. Стоило ему приблизиться к мужчине, как тот так махнул рукой, что впечатал Джеймса в выступающий угол комода у кровати, заставив громко выругаться.
- Майкл, твою мать, - яростно скомандовал он, - лежи спокойно.
Он схватил его за руку, но в следующее мгновение Майкл буквально оторвал его от пола и притянул к себе.
- Лежи тихо! – прошипел Джеймс, больно сжав запястье вцепившейся в него руки.
До Майкла будто дошло, он открыл глаза и даже в темной комнате, освещаемой только лучом света из коридора, МакЭвой заметил их лихорадочный блеск.
Какое-то мгновение Майкл всматривался в его лицо, будто ища что-то, а потом положил ладонь ему на затылок, пригнул голову к себе и прижал рот Джеймса к своему.
Протестовать, даже если бы Джеймс этого и хотел, было бесполезно. Да он и не думал этого делать. Все мысли и сомнения исчезли в тот самый момент, когда горячие губы Майкла слились с его, а чужой язык принялся настойчиво прокладывать себе дорогу. Потребовалось лишь мгновение, чтобы МакЭвой понял, чего от него требуют, и принялся целовать Майкла в ответ не менее страстно. Майкл, казалось, обрадовался, вобрав губами его губы и принимаясь покусывать их, пока руки помогали Джеймсу оседлать его.
Когда пальцы скользнули вниз и проникли под футболку, Джеймс порывисто вздохнул и впечатался губами в чужой подбородок, двигаясь к шее, где кожа у Майкла была такая нежная и горячая. Вместо его рук Джеймсу представлялись две раскаленные ладони, пытающиеся стянуть с него одежду, попеременно лаская открывающиеся части тела. Через мгновение они уже под резинкой его пижамных штанов и крепко обхватывают его ягодицы, вжимая тело МакЭвоя в себя, чтобы дать понять, что не он один сейчас возбужден до предела.
Майкл вел себя так, будто знал его тело от А до Я, лаская то тут, то там, впиваясь губами в шею, плечи, грудь, оставляя засосы, пока Джеймс всхлипывал в его волосы, неконтролируемо потираясь бедрами.
Определенно, это лучшее, что могло случиться с ним этим летом. Но осознавал ли Майкл то, что делает? С кем делает?
- Майкл, пожалуйста… - громко простонал Джеймс и попытался оттолкнуться от любовника, когда его рука нашла его плоть и осторожно сжала, размазывая большим пальцем выступившие капли смазки.
- Джеймс… - протяжно выдохнул Майкл и, схватив его в охапку, опрокинул под себя.
Больше никаких ответов МакЭвою не требовалось, только острая необходимость ощущать прикосновения и поцелуи Майкла к своему телу. Насытиться ими было чрезвычайно сложно, а когда его пальцы принялись ласкать внутреннюю часть его бедер, вызывая мурашки, Джеймс понял, что назад дороги нет.
- Потерпи, - прошептал Майкл, облизывая два пальца, прежде чем проскользнуть ими меж ягодиц МакЭвоя.
- Твою ж мать… - захотелось выругаться Джеймсу, когда Майкл целенаправленно надавил на чувствительную точку внутри, заставляя выгнуться и прильнуть к нему всем телом.
- У тебя есть смазка? – вдруг совершенно серьезно вслух спросил он.
- Что? – Джеймс оторопело остановился, понимая всю комичность ситуации. Ведь рука Майкла все еще была в районе его задницы и убираться даже не думала. – Крем для рук подойдет?
Пока Джеймс судорожно шарил рукой в верхнем ящике комода, отыскивая полупустой тюбик бабушкиного крема, которым он иногда смазывал свои обветрившиеся руки, Майкл внимательно всматривался в его лицо, будто бы что-то решая для себя, а потом наклонился и осторожно поцеловал. Слишком нежно и бережно, совсем не так, как целовал еще несколько минут назад.
- Что не так? – испуганно спросил МакЭвой, победно вытягивая вперед руку с найденным кремом.
- Все в порядке, - усмехнулся Майкл. – А теперь продолжим.
Джеймсу не нужно было предлагать дважды. Через пару мгновений Майкл уже в нем, застывший и терпеливый, хотя МакЭвой видел, как от возбуждения подрагивали крылья его носа. Джеймс не мог понять, хорошо ему или плохо, пока Майкл не начал двигаться, покусывая нежную кожу шеи. Ему определенно было хорошо, пусть и немного некомфортно. Даже больше, чем хорошо.
- Черт, Джеймс, - пробормотал Майкл куда-то ему в ключицу. – Это слишком… Ты слишком…
Его ладонь крепко обхватила плоть Джеймса и принялась осторожно ласкать в такт толчкам, доводя МакЭвоя до исступления. Наслаждение, которое поначалу казалось отдаленным, накатывает громадной волной, останавливаясь внизу живота, чтобы взорваться горячим потоком удовольствия, прошибающим каждый нерв жаждущего тела. Джеймс растворяется в ощущениях настолько, что даже не замечает рычащего Майкла, уткнувшегося в его шею.
- Джеймс…
***
Его будит назойливая муха, примостившаяся на нос. Отмахнувшись, Джеймс изумленно протирает кончиками пальцев глаза, ощущая внизу живота тянущую тяжесть. Солнце уже давно взошло и под его палящими лучами становится жарко. Вокруг плещется заводь, удочка по-прежнему покоится в одной руке, рядом стоит ведро с уже нагревшейся водой, а сам МакЭвой сидит с прочным таким стояком.
Так и есть. Это был сон.
Всего лишь гребаный сон.
Разочарование Джеймса невозможно было описать словами, когда поплавок вдруг исчез под водой, леска начала стремительно раскручиваться, а над водой разнеслось громкое «твою мать!»…

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 Toy_Soldier
Название: Пробы
Пейринг: макфасси
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: PG-13
Саммари: Майкл и Джеймс встречаются на пробах фильма «Люди Икс: Первый Класс»
Примечание: события вымышлены от и до — на самом деле таких проб не было и не могло быть

Джеймс МакЭвой ненавидел три вещи: пробы, сволочей и когда болит голова.
По отдельности они были ещё ничего. Пробы можно было стерпеть. Сволочей — послать. Голову — вылечить. Джеймс любил решать проблемы по мере их поступления. Возникало приятное чувство, что мир не такое уж паршивое место. Что всё подвластно, всё доступно. Ты — хозяин собственной судьбы. Мудаки поплатятся за свои мудачества. Хорошие парни получат славу, деньги, поцелуй красивой девушки перед титрами.
Такие вот наивные мыслишки.
К сожалению, мироздание было с ним не согласно. Оно полагало: если уж пакостить, то по-крупному.
Этим утром студия была похожа на душегубку. За окном бушевал май две тысячи десятого года, неистовый, как подросток. Окна были наглухо закрыты на щеколды. Джеймс сидел в проходной комнате на стуле перед дверью, перебирая бумажки со сценарием. Руки слегка потряхивало от похмелья. Голова болела, как душа революционера. Мимо сновали чьи-то ассистенты, деловитые и бездушные, как лосось, идущий на нерест. Джеймс поймал одного за рукав и спросил, долго ли ещё ждать. Ассистент вывернулся и исчез, не удостоив Джеймса ответом. Судя по скорости реакции, такими вопросами его атаковали ежедневно, с девяти до шести, исключая обед с часу до двух, выходные и праздничные дни.
Джеймс помрачнел, бросил бумажки на соседний стул и обхватил больную голову. Он должен был прийти в себя. Обязан. Последнее дело — просрать такой блестящий шанс из-за похмелья.
Пять минут Джеймс искренне сокрушался, что пил, пьёт и будет пить.
Его страданиям помешали шаги. Джеймс сразу определил, что это не ассистенты — уж больно расслабленная походка.
Незнакомец поболтался туда-сюда, подошёл к Джеймсу и спросил:
— Тут не занято?
Не поднимая головы, Джеймс ответил:
— Занято.
— Кем?
— Мной.
Незнакомец уточнил:
— Я про соседний стул.
Джеймсу не хотелось тесниться плечом к плечу.
— Он тоже занят.
— Неужели?
— Да, и тоже мной.
— А тот, что следующий?
— И тот занят.
— А мир, случайно, не занят?
Джеймс поднял голову. Над ним нависал человек в пиджаке и солнечных очках. Пиджак был потрёпанный, а его хозяин ещё потрёпаннее. На вид им обоим было лет тридцать.
— Стульев навалом, — сказал Джеймс. — Выбирай любой.
— Я выбрал этот, — ответил незнакомец и улыбнулся так широко, что у него треснула бы челюсть, не будь она так удачно приспособлена для оскала в сорок восемь зубов.
Джеймс собирался от души послать собеседника туда, где тот, несомненно, уже бывал. Но похмур сделал своё дело. Джеймс махнул рукой и нехотя забрал бумажки с соседнего стула. Собеседник сел и снял очки.
Джеймс тут же узнал его: эту челюсть, эту щетину, этот нос. Высокий лоб, романтические рыжеватые кудри. Излюбленный ракурс журнала «Элль Гёрл». Сексуальная фантазия девочек до шестнадцати, плавно переходящая в объект обожания женщин за пятьдесят.
— А я тебя знаю, — сказал чувак. — МакЭвой, да? Джеймс? Мы с тобой вместе играли в «Братьях по оружию».
С тем же успехом он мог сказать: «Мы с тобой жили в одной стране».
— Ага, — сказал Джеймс. — А ты Майкл Фассбендер.
Майкл кивнул и дружелюбно протянул Джеймсу руку. Джеймс поддался.
— На пробы позвали? — спросил Майкл.
— Нет, просто мимо шёл. Восемь утра субботы. Мне в такое время больше делать нечего. Гулял-гулял, дай, думаю, загляну.
— Ты чего такой злой?
— А ты чего такой добрый?
— Мне по сценарию положено.
Майкл достал из сумки ворох листочков и помахал ими в воздухе. Джеймс выхватил взглядом строчку: «Профессор Икс».
— Да ладно.
— Что — ладно?
— Ты пробуешься на роль Чарльза Ксавье?
— А ты наблюдательный.
— Нет, я серьёзно.
— И я серьёзно. Гляди, тут же всё написано.
Джеймс посмотрел ещё раз. И правда, написано. Понадёрганные куски из сценария с репликами профессора, а наверху пометка: «М.Фассбендер».
Джеймс невежливо гоготнул.
— Ну удачи... Профессор, блин.
Они помолчали. Мимо прошёл очередной ассистент, не обратив на них никакого внимания. Майкл закинул ногу на ногу. У него был уязвлённый вид.
— А ты на кого пробуешься?
— Не скажу.
Майкл бросил взгляд на бумажки в руках Джеймса. Джеймс поздно спохватился. Майкл громко и невежливо заржал.
— Магнето? Что, правда? Ты — Магнето?
— Представь себе.
— Извини, не могу.
— Напряги воображение.
Майкл заржал ещё громче.
— Магнето! Ну ты дал! Ещё б на Мойру пробовался!
Джеймс душевно произнёс:
— Магнето не Магнето, а в зубы дать могу.
— Ничего, зубов у меня много.
— Это я вижу. Это из космоса видно.
Майкл сказал:
— Даже в роли космонавта ты был бы убедительнее.
— Что значит «даже»?
— Это значит, что космонавт из тебя такой же, как из меня горничная. Это ведь ты играл Робби в «Искуплении»?
— Ну я.
— Рори, «Внутри себя я танцую»?
— Тоже я.
— Врач с гуськом из «Последнего короля Шотландии»?
— Сам ты с гуськом, — обиделся Джеймс.
Фассбендер развеселился пуще прежнего.
— Да-а-а... Стало быть, теперь решил замахнуться на повелителя металла.
— Ой, и кто мне это говорит? Бесславный ублюдок профессор Ксавье?
— Ещё какой славный.
— Славный ублюдок профессор Ксавье. Замечательно. Напомни, не ты ли играл педофила в «Аквариуме»?
— Очень смешно.
— Смотри роли не попутай. А то неувязочка выйдет.
— Уссаться. Тебе бы в стендаперы. А шутки про евреев знаешь? Или только про педофилов?
— Я знаю кучу шуток про евреев.
— Чудненько, — пропел Майкл. — Освежи в памяти. Может, хотя бы это спасёт тебя на пробах Магнето.
— Да пошёл ты!
Из двери высунулась девушка со списком в руках. Вид у неё был телевизионно-среднезападный: белые зубы, роскошные блондинистые волосы, выдающаяся грудь. Только ковбойской шляпы не хватало. Настоящая богиня плодородия — смотришь на неё и сразу думаешь: взошла ли картошка в штате Колорадо? Наверное, взошла.
Богиня без интереса осмотрела Джеймса и Майкла. Их лица явно были ей незнакомы. Кашлянув, она прочла по бумажке:
— Фассбиндер и МакАвой. Кто из вас кто?
— Я Фассбендер, — подал голос Майкл. — Через «э».
— А я МакЭвой, — встрял Джеймс. — Та же фигня.
Она утомлённо возвела взгляд к потолку и выдала:
— Проклятые англичане.
С этими словами она снова скрылась за дверью, а Майкл и Джеймс остались в комнате, обескураженные и злые.
Джеймс вознегодовал первым.
— Ты слышал? Она назвала нас англичанами!
— Кошмарно, — согласился Майкл.
— Знаешь, в чём настоящая проблема? Не в Магнето и не в профессоре! Проблема в том, что для этих мудаков из «Марвела» мы все на одно лицо! Это для меня ты вечно пьяный террорист-ирлашка, а для них ты просто очередной чопорный мудила со смешным акцентом.
— Ужасно несправедливо.
— А я о чём? Сраные пиндосы! Рабовладельцы! Хлопчатники недоделанные! Ненавижу национальные предрассудки!
Майкл наморщил лоб, всматриваясь в лицо Джеймса.
— Знаешь, а вот теперь ты немножко напоминаешь Магнето… Правда, не могу понять, чем.
Всплеск раздражения отобрал у Джеймса последние силы. Он помассировал виски, откинулся на спинку стула и уныло сказал:
— Кого мы обманываем. Я самый хреновый Магнето на свете.
— Ну, не льсти себе! На свете шесть миллиардов людей. Наверняка найдётся кто-нибудь похуже тебя.
— Вижу, утешать ты не мастер.
— Что есть, то есть.
Джеймс совсем приуныл. Майкл осторожно тронул его за плечо.
— Эй, МакЭвой, ну ты что? Давай не расклеивайся. Хочешь, прогоним реплики?
Джеймс посмотрел на него недоверчиво.
— Очередная подъёбка?
— Нет. Просто вид у тебя жалкий.
— Опять начинаешь, да?
— Ну, не хочешь, как хочешь.
— Нет уж, давай.
Майкл пошебуршал листочками.
— Очень соблазнительная мутация… Нет, погоди, не та сцена. Вот. Нашёл, — он выпрямился и продекларировал: — Успокой свой мозг.
— Чего?
— Эрик, прошу, успокой свой мозг!
— Херня какая-то, — искренне сказал Джеймс.
— Эрик никогда не скажет слова «херня», — наставительно ответил Майкл. — Он закричит что-то вроде: «Ты кто такой?». Или: «Как ты это сделал?». Эрик только что чуть не утонул, потому что преследовал убийцу своей матери. Он растерян, он зол, ему помешали отомстить, но этот парень ему нравится.
— Какой парень?
— Чарльз.
— Что за глупости?
— Он ему нравится, клянусь.
— Ты где это вычитал?
— В сценарии, между строк.
Джеймс тоже пошебуршал листочками.
— Между каких строк? «Эрик, успокой свой мозг» и «Кто ты такой»?
— У меня предчувствие.
— Ах предчувствие!
Майкл приободрил:
— Давай. Изобрази, что я тебе нравлюсь.
— Это слишком сложно.
— Я тебе нравлюсь, но ты делаешь вид, что нет.
— Это уже легче.
— Возьмём сцену в гостиной. Она душевнее.
Майкл нашёл нужную страницу, вчитался, пододвинул свой стул напротив Джеймса и поставил между ними ещё один. По замыслу, это была шахматная доска. Он наклонился над стулом, хмурясь, и сказал:
— Куба, Россия, Америка — кому какое дело, — Майкл передвинул воображаемую шахматную фигурку. — Шоу объявил войну всему миру. Его пора остановить.
Джеймс поймал его вызывающий взгляд — мол, ты в игре или нет? Это раззадорило.
— У меня другие планы, Чарльз, — сказал Джеймс. — Мало просто остановить Шоу — его нужно убить.
— А кто тебе позволит?
— Ты.
— Вот уж вряд ли.
На взгляд Джеймса, фразы выходили слишком чеканными. Чарльз Ксавье должен разговаривать мягче.
— Поверь, ты. Ты всегда знал, почему я здесь. Так не надо делать вид, будто мои планы тебе в новинку.
Майкл скривил губы.
— Я надеялся, ты передумаешь.
— Но я не передумаю, — с жаром отозвался Джеймс. — С чего ради? Да, это неправильно… Но как иначе? Завтра весь мир узнает, что мутанты существуют. Ты и вправду считаешь, что правительство будет разбираться, кто прав, а кто виноват? Для них мы все как Шоу! Есть только один шанс расквитаться — надо сделать это до того, как вмешается правительство. Кто-то должен.
— А если вмешаюсь я?
— Что, прости?
— Если вмешается не правительство, а лично я — это тебя остановит?
Джеймс затормозил. В сценарии такого диалога никогда не было. Он почти забыл, у кого какая роль. Понять Чарльза было легче, чем Эрика.
— Нет, — сказал Джеймс. — Не остановит.
— Неужели?
— Я убью Шоу с тобой или без тебя.
— Но без меня будет сложнее, не так ли?
— К чему ты клонишь, Чарльз?
— Хочу понять, кого ты больше боишься, Эрик, — сказал Майкл, — меня или людей.
Джеймс вышел из образа, сразу преобразившись.
— Ты несёшь такую чушь, Фассбендер! Чарльз никогда об этом не спросит.
— Это почему ещё?
— Потому что Чарльз боится услышать ответа.
— И что же он спросит?
— Вообще ничего.
Майкл заметил:
— Ну и зря. А Эрик бы спросил.
— Ты не видишь полутонов в характере Чарльза! Он только кажется прямолинейным, а на самом деле вечно ходит вокруг да около. Он только скажет: Эрик, пойми, убийство Шоу не решит твоих проблем. Чарльз скажет: ты не станешь лучше, твоя мать не оживёт, а время не пойдёт вспять. Вот Магнето — тот да, конкретный, как топор. Но не Чарльз.
— Именно это и позволило Эрику пройти такой тяжёлый путь, не сломавшись.
— Да ты никак одобряешь Эрика? А вот Чак не одобряет.
Майкл с досадой отодвинул в сторону «шахматную доску».
— Посмотрите на него! Вздумал учить меня, что на душе у Чарльза. Разберись сначала со своим Магнето.
— А что не так с моим Магнето?
— Твой Магнето неконкретный. У него что ни фраза, то сплошные метания. Ты убрал из героя всё, что в нём было главного, — целеустремлённость, стойкость, уверенность.
— А как же человечность? Чувствительность?
— Эрик не любит это демонстрировать. Его надо довести до ручки, чтобы он дрогнул, а твой готов сентиментальничать в любой момент.
— Ему пойдёт на пользу, если он немного очеловечится.
— Эрик сломается, как спичка! Ты ничего не понимаешь. К тому же Эрик считает, что мутанты более высокая ступень эволюции, чем люди. И, между прочим, с этим и Чарльз соглашался.
Где-то скрипнула дверь, но в пылу спора Джеймс этого не заметил. Он горячо возразил:
— Нет, нет!
— По-твоему, Чарльз такой уж наивный? — наседал Майкл. — Думает, что мутантам позволят жить среди людей? Всё будет иначе.
— Не понял.
— Чарльз должен знать, что, когда всё закончится, люди повернут оружие против мутантов. Не все же люди такие, как Мойра.
— И не все как Шоу!
Майкл поморщился. Джеймс наклонился вперёд и с расстановкой сказал:
— Друг мой. Слушай меня внимательно. Убийство Шоу не принесёт Эрику мира.
Майкл вздёрнул бровь.
— А мир — не его цель.
Джеймс сердито вскочил со стула.
— Я сдаюсь. В роли Чарльза ты безнадёжен. Ты ни хрена в нём не понимаешь!
Майкл тоже вскочил.
— Расскажи это зеркалу! Ты не понимаешь Эрика! И кто из нас дурак?
— Чёрт побери! — возмутился Джеймс. — Да с тобой невозможно работать!
— С тобой не легче, — отозвался Майкл.
— Не знаю, как я вынесу месяцы съёмок. На съёмках можно убивать?
— Нельзя, но для тебя я сделаю исключение.
Самодовольное лицо Фассбендера бесило, как концовка серии на самом интересном месте.
— Жалко, что мы не в «Звёздных войнах»! — в сердцах вскрикнул Джеймс. — Тебе надо играть Хана Соло. Такой же выскочка с криминальными наклонностями.
— А тебе надо играть принцессу Лею. Ни кола, ни двора, зато сколько гонору!
И вдруг они хором процитировали:
— Либо убью, либо влюблюсь!
На миг воцарилась тишина, как в библиотеке. Джеймс психанул, притянул к себе Майкла и поцеловал. Фассбендер придушенно всхлипнул:
— Тупица!
Его рука, пытаясь оттолкнуть Джеймса, зачем-то вцепилась в плечо и притянула ещё ближе.
Раздался незнакомый голос:
— Какая эмоция…
Джеймс и Майкл оглянулись на дверь. В дверях стояли Меттью Вон и богиня плодородия. Вид у Меттью Вона был вдохновлённый. В глазах горел алчный огонёк.
— Я же говорила — они сумасшедшие, — заметила богиня.
Джеймс не нашёлся, что ответить. Он отцепился от Майкла и зачем-то одёрнул смятый фассбендеровский пиджак. У Майкла был ошалевший вид. Когда дар речи вернулся к нему, он сбивчиво спросил:
— А вы… вы давно здесь стоите?
— Довольно давно, — охотно ответил Вон и повернулся к богине: — Знаешь, надо созвониться с Сингером. Хочу поправить кое-что в сценарии. «Убийство Шоу не принесёт тебе мира» — по-моему, неплохо, а?
Богиня плодородия флегматично пожала плечами.
— А что насчёт поцелуя?
— Это вряд ли — рейтинг, то, сё…
— Но, согласитесь, эффектно.
— Эффектно, но показывать ни к чему. Тут такая химия — фанаты сами додумают… Да, должно получиться неплохо.
— Неплохо, но эта расстановка ролей никуда не годится. Всё не так.
— Ты права. Надо сделать наоборот.
Джеймс в смятении потёр висок. Голова до сих пор болела. Меттью Вон посмотрел на Джеймса с интересом.
— Хм… Ну-ка покажи ещё раз.
— Что показать? — растерялся Джеймс.
— Вот этот жест. Палец к виску.
Джеймс послушно поднёс палец к виску.
— Да! — обрадовался Вон. — Самое то! Пойдём, Мелани, пора звонить Сингеру.
Они обернулись и снова исчезли за дверью. Джеймс и Майкл посмотрели друг на друга.
— Что он имел в виду? — спросил Джеймс.
— Да хрен его знает.
— Какая-то чушь про роли.
— Если я правильно понял, — сказал Майкл, — мы всё-таки их получили.
Воодушевлённые, они обменялись взглядами.
— Знаешь, Майкл, — растроганно сказал Джеймс. — Ты мне с самого начала понравился.
— Обижаешь, старик! Ты понравился мне ещё раньше.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 helen_bozard
Арт, дарк!AU

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 andre;
Перевод
Бронь на двоих
Оригинал: archiveofourown.org/works/708388
Автор: telperion_15
Основные персонажи: Майкл Фассбендер, Джеймс МакЭвой
Пэйринг или персонажи: Майкл/Джеймс
Рейтинг: PG—13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, AU, ER (Established Relationship),
Размер: 2191 слов
Кол—во частей: 1
Статус: Закончен
Описание: Иногда, нет, будем честными, частенько он спрашивает себя: как так вышло?

Визуализация

Джеймс

Майкл

И наконец, сбрызнуть соком, сделать узор и блюда можно подавать. Майкл ловко переставляет тарелки на другую столешницу и кричит официанту, о том, что заказ готов и хмурится на юношу, когда он не слишком быстро забирает его.
Парень (и Майкл готов поклясться, что они с каждым разом выглядят все моложе и моложе) съеживается под его взглядом и несется через качающиеся туда-сюда двери, которые отделяют зону для посетителей от кухни. Майкл закатывает глаза, а потом тянет свежий заказ из вертушки, к которой они прикрепляются.
— Один лосось, одно ризотто, две утки,— он кричит и ему приятно слышать в ответ голоса Эди и Николаса: — Да, шеф! Они отвечают практически сразу, прежде чем приступить к работе.
Однако на заказ «два крем-брюле, два черничных компота*» в ответ звучит полнейшая тишина (не в буквальном смысле, ведь кухня в ресторане наполнена различными звуками, и уж тихой точно не является). Майкл раздраженно оборачивается по сторонам, но ему достаточно повернуться налево, чтобы увидеть, что Джеймс, очевидно, слишком занят тем, что хохочет вместе Дженнифер, чтобы его слушать.
Он подходит к ним и Дженнифер замечает его раньше, чем Джеймс, ее лицо принимает удивленное выражение, и она толкает Джеймса локтем. Джеймс поворачивается как раз в тот момент, когда Майкл тыкает в него заказом и у него не остается другого выбора, как взять его на исполнение.
— Я вам не мешаю, мистер МакЭвой? – спрашивает Майкл, который выглядит подозрительно довольным. – Мне неприятно думать, что такое дело как готовка на кухне помешала вашему общению. Его взгляд обращен также и на Дженнифер, которая бормочет «простите, шеф» и быстро исчезает в направлении одного из холодильников.
—Извините, — Джеймс выглядит так, словно извиняться ему не за что,— у нас просто был небольшой перерыв.
— Если тебе нечем заняться, я уверен, что найду тебе работу,— отвечает спокойно и как всегда вежливо Майкл.
— О, да все в порядке,— радостно сообщает Джеймс, — кажется, сейчас у меня есть работа,— его взгляд падает на листок с заказом, — нужно приготовить «два крем-брюле и два черничных компота». Простите, что?
Он уже ушел, прежде чем Майкл успевает сказать что-либо. Джеймс догоняет Дженнифер у холодильников и заставляет ее работать достаточно быстро, что Майкл решает, что это будет пустой тратой его драгоценного времени — продолжать спорить, и вместо этого он направляется к Лукасу, у которого пахнет паленым. Снова.
—Майкл! — властный тон Дженьюари слышен прежде, чем владелица «Януса» широкими шагами входит в его кухню (и кухня действительно его, неважно чье имя написано на вывеске перед главным входом). – Комплименты шефу.
— Не сейчас, — резко отвечает Майкл. Вечер становится еще более загруженным, и у него совершенно нет времени на самодовольных любителей, которые даже не разбираются в обычной еде.
— Нет, сейчас,— так же резко отвечает Дженьюари. – Семья Вонов одна из наших лучших посетителей, и если они хотят сказать тебе о том, как хороша твоя еда, то ты без всяких пререканий должен выйти к ним и выслушать их. И более того, ты будешь улыбаться, кивать, и скажешь « большое спасибо». Иначе, я отправлю тебя домой и оставлю Эди заправлять кухней. Это пустые угрозы – Эди может быть и достаточно квалифицирован, но у него нет огонька в глазах как у Майкла, а без этого огонька «Янус» был бы еще одним не таким уж ужасным рестораном с равнодушными отзывами. Однако даже идея заставляет Майкла побледнеть, и он знает, что Дженьюари уже увидела его реакцию, и то, что он уже проиграл эту битву, что довольно раздражает.
Он решает, что лучше проиграет с достоинством, хватает тряпку, и вытирает ей руки, на ходу бросая ее так, чтобы хоть кто-то смог ее поймать и следует за Дженьюари в зал.
Семья Вонов полна энтузиазма, из-за чего у Майкла возникает желание броситься в бегство. Только буравящий взгляд Дженьюари заставляет его остаться и стоять с таким выражением лица, которое с натяжкой можно было назвать улыбкой. Воны, однако, не замечают этого, и Майкл позволяет мистеру Вону пожать свою руку, и, кажется, даже бормочет что-то подходящее в ответ на его похвалу об утке.
Как только все посетители снова на своих местах и Дженьюари старается угодить каждому, Майкл удирает назад на безопасную территорию и притормаживает лишь перед дверьми кухни, чтобы привести себя в порядок.
— Слава победителю я полагаю? — Джеймс появляется ниоткуда, лукаво улыбаясь.
— Ох, заткнись,— зло обрывает его Майкл и быстро направляется к своему офису, состоящему из узкого кухонного шкафа, на ходу проклиная Дженьюари, Джеймса, Вонов и весь остальной мир.
Он никогда особо не ладил с людьми, и Дженьюари это прекрасно знает. Однако она продолжает вытаскивать его к посетителям, хотя бы раз в неделю, делая из него цирковую обезьянку и ожидая, что он будет к этому снисходителен.
Дело не в том, что он думает, что он не заслуживает признания – он знает, что заслуживает, он один из лучших поваров в городе в конце концов. Дело в том, что он просто не может иметь дело с людьми. С едой гораздо проще. Еда делает то, что ей говорят, и не возражает. В отличие от большинства людей. Единственная причина, по которой он может работать с командой на кухне, это то, что он запугал всех до смерти.
Кроме Джеймса. Джеймс спорит при любой возможности. Джеймс не боится Майкла даже чуть-чуть, и это сводит его с ума больше всего на свете. Он мечтает уволить Джеймса практически каждый день – и он бы так и поступил, если бы последнее слово не было за Дженьюари (но она не дает своего согласия, по ее словам фисташковый торт Джеймса был ответственным за рост выручки в сентябре).
Этот человек каждый раз такой жизнерадостный, черт возьми! И он дружит с людьми!
Они здесь не для того, чтобы дружить. Они здесь для того, чтобы готовить.
—Шеф? — Это Эди, зависший в дверном проеме, и возможно единственный член его команды, кто посмел бы побеспокоить его здесь (кроме Джеймса конечно, Джеймс бы просто зашел сюда и уселся бы на столешницу).
—Да, что такое?
— Нам бы не помешала Ваша помощь с парой вещей, — говорит Эди,— заказы копятся.
— Хорошо, иду. Любой бы решил, что вы не сможете протянуть без меня и пяти минут.
— Нет, шеф,— отвечает Эди, и Майкл претворился, что не видел этой маленькой, определенно нарушающий субординацию, улыбки, что промелькнула на его лице. Улыбки, которую никто бы не посмел показать еще шесть месяц назад.
Ох, как бы он хотел уволить Джеймса.
— Вот, попробуй. Джеймс держит ложку с чем-то, что напоминает шоколадный мусс.
Майкл некоторое время сомневается, но все же берет ложку и пробует. Он был прав, это шоколадный мусс. Но что-то в его вкусе выбивается из привычной рецептуры.
—Эспрессо,— говорит он медленно,— и…— раскатывает вкус на языке,— брэнди?
—Коньяк,— подтверждает Джеймс и забирает ложку обратно, — Тебе понравилось?
— Да.
— Думаешь, посетителям тоже понравится?
Майкл облокачивается на столешницу, оставляя между ними совсем небольшое пространство. На кухне сейчас тихо, ночь уже близится к концу и все давно ушли после уборки. Остались только Джеймс и он и, возможно, Дженьюари, если она еще занимается посетителями.
— Посетителям всегда нравятся шоколадные десерты, — продолжает Майкл, — Я подумаю над тем, чтобы включить это в меню.
— Ох, спасибо,— с сарказмом отвечает Джеймс. Наступает момент тишины, он оглядывается и смотрит Майклу прямо в глаза, также как и сам Майкл смотрит на него. – Знаешь, некоторые партнеры обиделись бы, если бы им сказали заткнуться.
— Ты переживешь это. Партнер… Это никогда не перестанет казаться странным.
— А некоторые су-шефы посчитали бы это оскорблением – постоянно готовить только десерты.
— Ты единственный кому я могу их доверить,— говорит Майкл даже не думая
— Это что был комплимент сейчас?
— Ты единственный кто делает их быстро и как надо.
— О, тебе нравится моя производительность, а не моя творческая натура?
— Джеймс, — отвечает Майкл беспомощно и одаривает Джеймса ухмылкой.
— Не обращай внимания, я лишь поддразниваю,— отвечает Джеймс и набирает полную ложку шоколадного крема и протягивает ее Майклу,— Вот.
Майкл намеревается взять ложку, но Джеймс отталкивает его руку и настойчиво держит ложку, поднося ее ближе ко рту Майкла. Майкл выгибает бровь в удивлении, но, тем не менее, наклоняется и пробует десерт.
Во рту вновь ощущается роскошный вкус шоколада, пока он смакует его, вкусовые рецепторы распознают кофе и бренди. Но потом ложка исчезает и Майкл понимает, что Джеймс придвигается ближе, занимая место ложки, и подается вперед, чтобы поцеловать его, прежде чем Майкл успевает что-то сказать.
Скорее всего, Джеймс тоже пробовал мусс, прежде чем предложить его Майклу, потому что на вкус он тоже как шоколад: темный и насыщенный, и скрывает за собой вкус, который приводит Майкла в смятение на некоторое время, пока он не понимает, что это вкус самого Джеймса, вкус, который он даже не надеется воспроизвести на кухне.
Иногда, нет, на самом деле он часто спрашивает себя, как это случилось. Как Джеймс, который часто бывает просто невыносим и который частенько подначивает всю команду на бунт (Майкл уверен в этом), тем не менее, проложил дорогу в упорядоченную и организованную жизнь Майкла, и, очевидно, занял там постоянное место.
Как общительный и вечно веселый Джеймс мог решить, что он хочет быть со сварливым, придирчивым, одержимым человеком, как Майкл.
Это не должно было сработать, они не должны были подойти друг другу. Но все-таки они подходят.
И возможно, только в такие моменты как этот, Майкл готов признать, что причина, по которой он хочет уволить Джеймса практически каждый день, заключается в том, что он переживает. Переживает, что Джеймс подвергается его воздействию каждый день, что он устанет от тяжелого характера Майкла, его перфекционизма и вспыльчивости.
Это еще не произошло, но наверняка это лишь вопрос времени. Послужной список отношений Майкла не так уж хорош, и он об этом прекрасно знает. На самом деле он даже не уверен, а было ли у него что-то, что можно описать как отношения. Большинство людей не задерживались достаточно долго, и кто в этом виноват?
— Майкл... Майкл… подожди.
В голосе Джеймса слышны смешки, а также что-то еще и тут до Майкла доходит, что он умудрился прижать Джеймса к столешнице и на самом деле, чуть ли не усадить его на нее, что позволило Майклу легко добраться до шеи, которую он зацеловывал в данный момент.
Неохотно, но он останавливается.
— Не думаю, что это подходящее место, тебе так не кажется? — говорит Джеймс,— Мне, конечно, очень льстит это такое проявление сентиментальности, но мы здесь все—таки работаем. По его лицу расползается ухмылка. – И, кстати, если мы сейчас трахнемся на этом столе, это сделает его грязным?
Возможно, нет, признает Майкл. Также идея зажать Джеймса возле одного из холодильников звучит привлекательно. Он так и видит, как Джеймс обхватит его ногами, и как он будет выглядеть на фоне начищенного металла. И кстати, холодильники не являются поверхностями для приготовления еды...
— Прием! Майкл – Земля? — Джеймс щелкает пальцами перед лицом Майкла, и только воображаемая картинка, с тем как выглядело бы лицо Джеймса, когда Майкл двигался в нем, заставляет Майкла перестать хмурится.
Он моргает пару раз, прежде чем понимает, что он продолжает пялиться и все равно хмурится. Джеймс на него очень плохо влияет, и его точно надо уволить.
Джеймс снова ухмыляется.
— Может нам стоит пойти к тебе? – предлагает он, — не знаю как насчет тебя, но после такого вечера мне понадобится кровать, на которую можно рухнуть. Однако блеск в его глазах означает, что он не намеревается использовать кровать для сна. По крайней мере не сразу.
Майкл смотрит на него некоторое время, а затем делает шаг назад и позволяет Джеймсу опуститься на пол, и наблюдает за тем, как тот поправляет свою форму, до тех пор, пока он не перестает выглядеть так, словно его не пытался растерзать его шеф. А потом, прежде чем Джеймс успевает сказать что-либо, он хватает его за руку и несильно сжимает. И вот ему уже не терпится убраться отсюда.
Джеймс самодовольно улыбается и с готовностью следует за ним. Однако они не успевают сделать и пары шагов, как Джеймс внезапно останавливается,— Ох, мусс! Надо положить его в холодильник.
— Оставь, — приказывает Майкл. Конечно, он обязательно удостоверится в том, чтобы завтра его выкинули, прежде чем кто-либо увидит бардак на его идеальной кухне.
— Серьезно? – Смеется Джеймс и использует то, что их руки соединены, и вновь притягивает Майкла к себе,— Кто ты и что ты сделал с настоящим Майклом?
— Джеймс,— рычит Майкл, — заткнись.
Джеймс молчит, но только до тех пор, пока они не выходят на улицу. (Дженьюари по—прежнему в ресторане и она кивает им, когда они проходят мимо. Майкл думает, что Джеймс машет ей в ответ, но он на самом деле слишком занят, чтобы ее заметить). Он снова смеется,— Может тебе не следует включать этот мусс в меню после всего.
— Почему нет? – Спрашивает Майкл.
— Ну шоколад считается афродизиаком, не так ли? И если мусс производит такой эффект на людей, нам лучше держать его подальше ото всех.
Майклу одновременно хочется и закатить глаза и поцеловать Джеймса. Привлекательность последнего побеждает и Майкл обнаруживает, что на вкус Джеймс все-таки слегка шоколадный. Майкл проталкивает свой язык в рот Джеймса, хотя он ни за что не признается в этом. Однако, в губы Джеймса он шепчет:
—Только за это ты будешь готовить соусы всю следующую неделю.
Но в ответ на угрозу Джеймс лишь невыносимо ухмыляется:
— Жду с нетерпением, захотелось поострее?
И все же Майкл закатывает глаза.
* — от фр. Compote – (в данном контексте подразумевается именно это значение) это десертное блюдо из смеси свежих и бланшированных (слегка отваренных) фруктов, залитых отдельно приготовленным сиропом из других фруктов или ягод.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 Солнечный кот.
Название: В компании дедушки.
Размер: мини
Пейринг: как всегда
Рейтинг: PG-13 за отдельные грубые выражения и намёки на однополый секс.
Жанр: Романтика, юмор. Уютная рождественская сказка.
Примечания: Автор просит прощения у заказчика за несколько шизанутый сюжет, спёртый из пары фильмов.
На случай, если Заказчик не выносит мата, и в честь Рождества некоторые нецензурные слова заменены выражениями: «нахрен», «писец» и «офигеть».
Упоминающиеся фильмы про Рождество: «Каникулы Санта-Клауса», «Санта-Клаус»(1994)
Упоминающиеся фильмы с участием героев: «Люди Икс: Первый Класс», «Мишка по имени Винни», «Грязь», «Последний король Шотландии», «Особо опасен», «Стыд», «Двенадцать лет рабства»
Слоган: «Так вот ты какой, северный олень!»

- Майкл, слышал я, будто от поцелуев бывают звёзды в глазах, но чтобы небо меняло цвет…

Фассбендер поднял неожиданно бледное лицо и прислушался. Джеймс тоже слышал нарастающий свист, постепенно переходящий в надсадный вой, словно что-то большое снижалось над домом, разрывая морозный воздух. И сквозь всю эту жуть почему-то чудились колокольчики.
- Ложись! – проорал Майкл, кидаясь на пол и погребая под собой ошарашенного МакЭвоя.
Тот барахтался и шипел.
- Майкл, ты спятил? Эй! Есть кто-нибудь дома? Я так задохнусь.
Но Майкл не отвечал, почти точно скопировав позу Эрика-Магнето, прижавшего своим телом к потолку самолёта профессора Чарльза Ксавье. Разница в том, что лежали они на полу.

Джеймс собирался сказать, что секс на полу у них уже был, что он замёрз, хочет спать и есть, но тут за окнами вспыхнуло, бахнуло, зазвенело, и свет погас. Дом погрузился во тьму.
- Писец, - констатировал Джеймс, - Может, слезешь с меня, Фассбендер? Худшее позади.
-Лежать, – Майкл ещё сильнее прижал его к полу, - Бывает вторая ракета.
- Какая ракета, верни крышу на место! Мы – не на съёмках «Первого Класса»!
- Ракеты фейерверков, их запускают на Рождество. Просто начали раньше и видимо перепутали с боевыми.
- Ну, да. Будь она боевая, от нас и дома мокрое место осталось бы. Пойдём, оценим масштаб разрушений. Слушай, а если это – тарелка? Инопланетная. Они могут нас похитить.
Майкл замотал головой.
- Выдумщик ты, МакЭвой, нет никаких тарелок. Вдруг это – летательный аппарат: вертушка или аэроплан? Вдруг, там - кто-то ещё живой?
Фассбендер поднялся и рванул к двери, в темноте налетев на стул.
- Много ты их спасёшь, полуголый, без фонаря, - прокомментировал Джеймс, садясь и потирая ушибленную при падении поясницу.

*
Во дворе было странно: там кто-то ходил и шумел.
Майкл подумал, что предположение о посадке инопланетного корабля не было уж таким сумасшедшим. Луч фонаря освещал обломки чего-то, похожего на…
- Майкл, это же – сани! Какой-то придурок снёс нахрен ворота и сломал нашу ель.
Фассбендер не отвечал, тупо глядя на выдвинувшуюся из темноты морду северного оленя. Выражение морды было издевательским: казалось, олень вот-вот заговорит человеческим голосом. К счастью, этого не случилось.
-У меня тут – олень! – прокричал Майкл.
- И у меня – тоже, – весело отозвался МакЭвой, - Тут до хрена оленей! Может, возьмём их себе в компенсацию за ворота? Запряжём в сани и начнём погонять: «Хо-хо-хо!»
- Ох… - простонал кто-то снизу.
- Майкл, ты слышал?!
Лучи фонарей метнулись и замерли. На изрытом оленьими копытами снегу лежал человек в красной одежде, подбитой мехом. У него были густые седые волосы и борода.

*
- Джеймс, это - плохая идея, - Майкл осторожно опустил старика на диван в гостиной, - Лучше было его не трогать. Что, если у него повреждён позвоночник? Вызвать медиков и дождаться, когда…
- Когда старикан от холода окочурится, - закончил МакЭвой, - Положим тут и вызовем медиков, а если очнётся, вольём в него виски: это всегда помогает.
- У него есть при себе документы, страховка?
Джеймс пошарил в карманах красной куртки.
- Ничего, только – костюм Санта-Клауса.
Майкл вздохнул.
- Ладно, пригляди за ним, я поищу. Может, в санях были карточки или мобильник. Надо известить родных.
- Родных? Думаешь, с ним всё так плохо?

*
- Слушай, Джеймс, ничего не могу понять,- Фассбендер присел на диван, - Виски налей, надо тебе показать кое-что. Себе можешь не наливать для чистоты эксперимента.
- Майкл, ты чего?..
Майкл заговорил только после того, как осушил свой стакан.
- Понимаешь, они не ехали по дороге, и ворота почти что целы. Нет там никаких следов, хоть убей меня, нет!
- Ну, и что это значит – сани с неба свалились, да? А как же – олени? Они бы ноги переломали.
- Да что им будет, они волшебные.
МакЭвой нервно засмеялся.
- То есть, ты хочешь сказать… Погоди. Посиди тут в компании дедушки, выпей, а я мигом слетаю на двор и во всём разберусь.
Джеймс накинул куртку и исчез, а Майкл налил себе ещё порцию виски. Ночь только начиналась и обещала быть длинной.

*
Маленький Майкл Фассбендер отчаянно плакал - беззвучно, чтобы не услышали родители или сестра. Весь день ему было нехорошо на душе, но он крепился: как-никак уже большой, почти десять лет. Большинство его сверстников уже не верили в Санту, а он ещё сомневался. И вот наступил этот день, разрушивший веру.
Почему взрослые так невыносимо лгут, не могут без этого, что ли? Почему не сказать, что они сами заранее покупают подарки? Читают записочки и покупают. Или прямо так спрашивают доверчивого ребёнка: «А что ты попросишь у Санты?» Противно.
Именно от этого чувства гадливости, впервые им пережитого, Майкл заливался слезами в своей постели.
Тихо, не включая свет, вошёл папа.
- Эй, Майки, ты спишь?
Майкл всхлипнул.
- Сплю!
Отец подошёл и сел на кровать, взъерошил ладонью мягкие волосы сына.
- Ты это… немного расстроен, я знаю.
Майкл шмыгнул носом, но ничего не ответил, как подобает мужчине.
- Я просто хочу сказать, - продолжал отец, - Санта – он существует.
Опять начинается! Майкл зажмурил глаза, чтобы из них снова не покатились слёзы. Хорошо, что в темноте не видно.
Джозеф Фассбендер придвинулся ближе.
- Слушай, сынок, я тебе кое-что расскажу. Только, ты – никому, договорились?
- Ладно.
Майклу стало интересно, что скажет отец: должен же он как-то всё объяснить.

- Это было давно, ты ещё не родился, - папин голос звучал в темноте негромко, но заполнил всю комнату, - Мне было двадцать, друзья устроили вечеринку в канун Рождества: танцы, девушки, всё такое. Мы собрались в доме у одного приятеля, а я вышел ночью на двор покурить. И вообще, мне помечтать хотелось, побыть одному… С тобой ведь это тоже случается, Майки? Так вот, слушай дальше. Стою я на дворе, курю и вдруг вижу: с неба прямо ко мне спускаются сани, запряжённые северными оленями! Я со страху чуть не обделался, а бояться-то было нечего. Вылезает из санок старичок, бодрый такой, и говорит: « Привет, Джо! Огоньку не найдётся? В полёте огниво потерял, карман мой дырявый» Я протянул ему спички, он раскурил свою трубку. «Ты, конечно, узнал меня, Джо, - продолжает старик, - Только, пусть это будет секрет: взрослым видеть меня не положено. Оленям нужен был отдых, вот мы тут и приземлились. Прости, коли напугал, и никому не рассказывай обо мне, только – одному единственному человеку, если ему очень будет нужно» Так сказал Санта, докурил свою трубку и улетел, а я всё помню, точно это случилось вчера. Это не было сном или бредом, Майки! Он был настоящий.

Майкл решил пустить в ход самый убийственный довод.
- Хорошо, а почему тогда родители заранее покупают детям подарки на Рождество и прячут их в чулане за швабрами?
Фассбендер-старший вздохнул.
- Понимаешь, Майк… Ты представь себе, сколько детей во всём мире ждут подарков! Старик не справляется, надо ему помогать. В канун Рождества все родители превращаются в помощников Санты.
Майкла это немного утешило. Он вдруг почувствовал себя взрослым – взрослее даже, чем папа. Он сел на постели и похлопал отца по плечу, потом они обнялись, и Джозеф Фассбендер пожелал сыну доброй ночи.
«Конечно же, он не врёт, - думал Майкл, засыпая, - Папа ведь врать не умеет, а когда пытается, у него краснеет лицо и меняется голос. Мама это всегда замечает и злится. Всё, что он рассказал – чистая правда, он видел Санту! Понятное дело, они там в компании набухались, вот и привиделось, с кем ни бывает!»
С таким вот взрослыми мыслями Майки уснул.

*
Джеймс ввалился с улицы раскрасневшийся и довольный.
- Никаких следов – нигде, просто фантастика! Я всё облазал вокруг по колено в снегу: ничего. Они с неба упали.
- Аэросани,- предположил Майкл.
- Нет, аэросани – это другое, я в детской книжке читал. Это – сани такие на реактивном ходу для полярников. Майкл, ты никогда не мечтал стать открывателем Севера как капитан Скотт и Амундсен?
- Не мечтал, но похоже, придётся: у нас электричество отрубилось.
МакЭвой легкомысленно помахал рукой. Он выглядел человеком, которому море по колено, и при том - совершенно трезвым.
- Ничего, в доме есть дополнительный генератор энергии: у хозяев здешних шале всё предусмотрено. Возможно, он слабенький, и нам будет холодновато, зато тут есть камин и дрова. И вообще, Майкл, ты не о том совсем думаешь. К нам на двор рухнул живой Санта-Клаус!
- Кстати, он живой?
- Живёхонький, - Джеймс приложил ухо к груди старика, - Сердце стучит как мотор. Сейчас мы его…
МакЭвой легонько похлопал пострадавшего по щекам.
- Мистер!.. Эй, мистер, очнитесь!
Санта не подавал признаков жизни. Джеймс на мгновенье задумался и вдруг, к ужасу Майкла, пронзительно заорал:
- Старый пердун, с тобой говорит сержант-детектив Брюс Робертсон, полиция Эдинбурга! Если ты будешь играть в мертвяка дальше…
Санта вздрогнул и вытаращил глаза. Джеймс, как ни в чём ни бывало, обернулся к Майклу.
- Видишь? Работает!
- Где я? – простонал старик жалобным голосом.
- У друзей, - поспешил сообщить ему Майкл, оттесняя от жертвы вошедшего в раж МакЭвоя, но тот всё равно проявил себя:
- Мистер, я – доктор Гарриган, у вас всё в порядке?
- Облака чёртовы, - выругался пожилой джентльмен, - Облака и бураны, ни хрена не видать!
- Видишь! – восхищённо воскликнул Джеймс, обращаясь к Фассбендеру, - Детям врут, что Санта не бранится, а я знал, я знал!!!
- Извините, - с достоинством произнёс старик, - Вы не видели мои очки? Я без них почти как слепой крот.
- Майкл, ты одетый, поищи очки во дворе, а я займусь пациентом. Мистер Клаус, вашу руку, пожалуйста… Так, пульс учащённый! Покажите язык.
Приложив некоторое усилие, Майкл оттащил Джеймс в сторону и зашептал:
- Чего ты над ним издеваешься? Какой к чёрту язык?
- Такой. Фассбендер, ты никогда не мечтал стать врачом?.. А я мечтал. Если человек может показать язык и улыбнуться, у него нет повреждения сосудов мозга.
Майкл вздохнул и покачал головой.
Только бы Санта не подумал, что попал к сумасшедшим.

- Олени! – всполошился внезапно Санта, - Их надо распрячь.
- И покормить? – деловито спросил МакЭвой.
- Нет, только освободить от упряжи, еду они сами найдут. Раскопают копытами снег, они же – северные.
Джеймс открыл ноутбук и быстро набрал в Гугле: «Как распрягают оленей?». Немного подумал и добавил «северных». Майкл, тем временем, получал инструкции от владельца.
- Всё очень просто, - не без гордости объяснял старик, - Их имена: Дэшер, Дэнсер, Прэнсер, Виксен, Комет, Купидон, Дондер, Блитцен и Рудольф.
- Майкл, ты запомнил? – поинтересовался Джеймс, - Кого ты запомнил?
- Купидона.
МакЭвой махнул рукой:
- Эх, у кого чего болит…
- Есть рождественская песенка про оленей. Хотите, я вас научу? – предложил Санта, - Будет очень легко запомнить.
- Нет, уж! – воспротивился Майкл, - Только без рождественских песенок. Думаю, я и так справлюсь.
- Да, - горячо поддержал Джеймс, - Майкл отлично ладит с животными, в детстве он мечтал стать ветеринаром.
Фассбендер метнул выразительный взгляд, но промолчал.

*
Майкл вышел на двор, вспоминая инструкции Санты.
«С Блитцером – осторожно, он нервный: его ударило молнией. Дансер немного хромает, а Рудольф избалован всеобщим вниманием. Дэшер боится чужих…»
Майкл тоже боялся бы, будь он оленем.
Да, как их, блин, различить, они все – на одно лицо! То есть, морду.
Оказалось, различить можно: на груди у каждого красовалась табличка с именем. Один из оленей сосредоточенно рыл копытом снег. Голодный, наверное. Потом он вопросительно посмотрел в сторону человека. Майкл опешил.
«Ты хочешь мне что-то сказать?» Олень опустил рогатую голову, ткнулся в снег носом, и Фассбендер увидел старомодные очки в толстой оправе. Надо же, какой сообразительный зверь!
Майкл подобрал очки Санты, навёл луч фонаря на грудь оленя и прочитал «Рудольф». Избалован, не избалован, а своё дело знает.
- Дэшер!.. Блитцен! – позвал Майкл сперва неуверенно, а потом громче.
Надо было избавить животных от волочащихся поводьев и всего прочего.

*
Санта принял очки с благодарностью:
- Вот, спасибо!
- Это Рудольф нашёл, - объяснил Майкл.
Старичок обвёл помещение прояснившимся взглядом, остановил его на лицах своих спасителей.
- Боже мой, они настоящие!!! – воскликнул он.
Майкл и Джеймс переглянулись.
- Только не падайте в обморок, - предупредил МакЭвой.
- Я и не собирался. Мистер Фассбендер! - восторженно продолжал Санта, - Можно ваш автограф?
- А? Да, конечно, - Майкл достал из кармана ручку.
- Мой автограф – тоже можно, - обиженно проворчал Джеймс.
Санта улыбнулся до ушей:
- Ладно, малыш, и твой – тоже давай.


- Почему он попросил именно твой автограф? – возмутился Джеймс, когда они с Майклом вышли на кухню инспектировать холодильник.
Фассбендер пожал плечами.
- Не знаю, может, он «Стыд» смотрел.
- Санта, смотрящий «Стыд»… Ну, это ты, Майкл, даёшь! Кстати, у него есть девушка?
- У него есть жена, миссис Клаус. Так детям рассказывают, по крайней мере. Такая строгая бабушка, выбивающая на небе перины.
МакЭвой фыркнул.
- Ты путаешь с Госпожой Метелицей.
- А ты фыркаешь как олень. Кстати, откуда ты взял, что я люблю животных? И про ветеринара зачем наврал?
- Это – для убедительности, чтобы дед не переживал. Я знал, что олени тебя полюбят. Нельзя вот так взять и не полюбить Майкла Фассбендера.
- Можно, - мрачно сказал Майкл, почему-то подумав в этот момент про школьного учителя химии, которому он сорвал несколько уроков подряд.
- А помнишь, как ты снимался с медведицей? Это был почти межвидовой секс… ладно, межвидовая нежность. Тебя вареньем мазали, что ли?
- Нет, ей просто нравилось меня целовать.
- Видишь? Нравилось.
- Так, то – медведи, а не эти, - Майкл поднял руку над головой и растопырил пальцы, изображая рога.
- Из тебя бы хороший олень получился, - одобрил МакЭвой.

*
Сказочный дед расположился на диване в гостиной, сняв с себя всё лишнее. Под ярко-красным костюмом обнаружилось тёплое исподнее старинного покроя из шерсти мышиного цвета.
- Вы, парни, уж извините, что я в белье, но так свободнее.
- Извиняем, - великодушно изрёк МакЭвой.
Санта улыбнулся.
- Отлично, малыш! У вас перекусить не найдётся? Я дома привык вечером ужинать. Без еды спать не могу, живот будет бурчать.
- Майкл, ты слышал? – Джеймс обернулся к Фассбендеру, - Что у нас на ужин?
- Сыр, вино, апельсины…
- Какое вино? – поинтересовался Санта.
- Глинтвейн.
- Майкл! Ты хочешь его сварить? – вдохновился идеей Джеймс.
- Нет, вот, уже есть, - Майкл показал бутылку.
- Готовое – тоже ничего, - одобрил Санта, - Выпьем по стаканчику с апельсином и - на боковую. Я устал как олень…
- Вам надо будет к врачу обратиться, мистер Клаус, - напомнил Джеймс, - Тут недалеко, мы отвезём.
Старик замотал головой.
- Ни в коем случае! Показываться взрослым – это вредно для волшебства: его количество уменьшается. Ничего со мной не случится, просто жёсткая вышла посадка. Для меня не впервой с небес нае… навернуться, в общем.

- У меня к вам – вопрос, - неожиданно обратился Джеймс, - Вы, вот - настоящий, а как насчёт остального?
- Чего – остального? – не понял Санта.
- Христа, Девы Марии и ангелов.
- В юности Джеймс собирался стать священником, - пояснил Майкл,- Ему это интересно.
Санта выглядел растерянным.
- Ну, парни, тут я не очень-то разбираюсь, ведь я совсем из другой мифологии. Но ангелы, кажется, есть: пару раз мимо меня пролетало что-то похожее.
Джеймс просиял улыбкой, заорал «Я – ангел!» и, вылетев из дома, бросился в снег.
Санта сдвинул на нос очки.
- С ним всё хорошо?
- Абсолютно, - подтвердил Майкл, - Это же – МакЭвой, он такой всегда. А ещё, учтите, он с детства не любит Рождество и прочие семейные праздники.
- Почему?
- Его папаша с приятелями надирались как свиньи, а мать уходила из дома. Вот, почему.
- Мне понятно, какой МакЭвой. А ты какой, Майкл Фассбендер?

*
- Наконец-то - одни! Ты не против, что мы разместили мистера Клауса на ночь в спальне? – Джеймс, устроившись на диване, прижал к себе лежащего рядом Майкла.
- Погоди, МакЭвой, мне пришла в голову страшная мысль.
- Говори.
- Я смотрел детский фильм, в котором Санта упал с крыши и потерял память. Герой был вынужден его заменить.
- Ты смотришь детские рождественские фильмы? Офигеть!
Скулы Майкла слегка покраснели.
- Сейчас не об этом. Мы должны будем развозить детям подарки?
- Писец! – ужаснулся Джеймс, - Нет, наш вроде в своём уме. Можно помочь ему починить сани, и он сам справится. Хотя, какая-то хрень, фигня – эти подарки. Я вот в детстве мечтал получить игрушечный самолёт.
- Ты мечтал стать лётчиком, - предположил Майкл, - Кем ты не мечтал стать, МакЭвой?
- Актёром, - огрызнулся Джеймс, - Не перебивай. Я смотрел фильмы про войну и хотел маленький «спитфайр», он стоил гроши, но у меня тогда не было своих денег. Не стал говорить никому, а написал Санте письмо. Думаешь, хоть одна тварь мне его подарила?.. Слушай, может это – личный вопрос, а почему ты не любишь Рождество?
Майкл зевнул во весь рот.
- Не могу объяснить. Боюсь, что мне подарят свитер с оленями.
- Шутишь?
- Нет, правда. В психологии есть понятие «иррациональный страх». Это – он.
- Вообще-то, мы сняли шале на пару дней в канун праздников, чтобы забыть обо всём и трахаться без передыха, как во времена «Первого Класса» Ну, и что из этого получилось… Майкл!
Фассбендер не отвечал: он спал как покойник.

*
Джеймсу снился ужасный сон – не то, чтобы совсем кошмар, но волнующий и местами весьма неприятный. Ему снилось, что они с Майклом летят по небу в санях, запряжённых оленями. Ночное небо похоже на бархатный занавес и усыпано звёздами, но Майкл, управляющий оленьей упряжкой, кричит: «Чего уставился, МакЭвой?! Бросай подарки!»
В санях – полным-полно нарядных свёртков, Джеймс берет их по одному и швыряет вниз. Главное – чтобы подарок попал точно в трубу дома или хотя бы на двор. Джеймс очень старается быть точным, но от высоты у него кружится голова, и в ушах свистит ветер. А тут ещё сани ломаются по неизвестной причине, разваливаются на куски, подарки беспорядочно сыплются вниз, а они с Майклом вынуждены сесть на оленей верхом.

- Джеймс, с тобой всё хорошо?
МакЭвой открыл глаза.
- В порядке, Майкл. Я тебя разбудил? Мне снилось, что на наш двор упала упряжка Санта Клауса!
- Ну, это как бы сказать, не совсем сон.
- Правда?
- Да. А ещё, ты бил меня пяткой и говорил «Но!» Хочешь попробовать позу наездника?
Джеймс подумал, почему бы и нет, раз он всё равно проснулся, но тут дверь распахнулась, и в гостиную нетвёрдым шагом вошёл полусонный дед в белье мышиного цвета.
- Парни, вы меня извините, конечно, но где тут у вас туалет? Я заблудился, а штаны обмочить в моём возрасте стыдно.

*
Утро выдалось хмурым: не выспавшийся Джеймс клевал носом, Майкл пытался разжечь камин.
Один Санта был бодр и весел.
- Ну, парни, что у вас тут подают на завтрак?
- Сейчас Майкл сварит овсянку, - предложил Джеймс, - У его родителей - ресторан. Он отлично готовит!
- Ну, уж нет, - Майкл пнул ногой полено, не вмещавшееся в зев камина, - Неправильные тут дрова. Может, жидкость нужна для розжига? А завтрак приготовит мистер МакЭвой: он давно мечтал… то есть, он одно время работал кондитером.
- Отлично! – обрадовался старик, - Испечёшь имбирное печенье, малыш?
- Я помогу ему, - поспешно сказал Майкл, выталкивая за дверь побагровевшего Джеймса.

- Фассбендер, я его прибью нахрен!
- Тише! Мы хоть и на кухне, нас могут услышать.
- Почему он всё время зовёт меня малышом?!
- Привык общаться с детьми, наверное. Кстати «малыш» тебе идёт… как мне – рога северного оленя.
Майкл едва успел увернуться от летящей сковороды.
- Мало мне бородатого старого пидора, ещё ты издеваешься!
- Джеймс, этому пидору может тысяча лет, мы для него оба – дети.
- Ну, да. Но ты почему –то – мистер Фассбендер! – МакЭвой скорчил рожу, - «Разрешите автограф, мистер Фассбендер!»
Майкл засмеялся.
- Уймись, ковбой. Хочешь, я завтрак сделаю?
- Не надо, я сам. А ты иди, развлекай дедушку. Что-то подсказывает мне, что ты всегда мечтал работать в доме для престарелых.

Санта напевал, разглядывая стоящую на журнальном столике искусственную ёлочку кукольного размера.
- Надо же, как теперь делают. Красота!
- Мистер Клаус, не уходите от ответа, - строго сказал Майкл.
- Санта. Пожалуйста. Мне нравится, когда меня так называют.
Майкл хотел заверить, что не нуждается в чьём-либо одобрении, но произнёс совершенно другое.
- Итак, чья это была идея – подарить мне аккордеон: папина или ваша?
Санта заёрзал в кресле.
- Э… Чем плох аккордеон? Тебе не понравилось?
- Аккордеон плох тем, что он, сволочь, тяжёлый! Чуть спину не надорвал. Могли бы подумать: я был подростком.
- Ладно, а что тебе тогда хотелось?
- Гитару.
- Но у вас в доме была гитара.
- Я хотел электрическую!
Санта хмыкнул.
- Ну, и запросы у тебя. Хотя, ты был хорошим. Немного хулиганистым, но хорошим.
- А теперь вы мною довольны?
- Не всегда, - честно признался старик,- К примеру, МакЭвой играет разнообразнее и ярче. На мой взгляд, конечно.
- Так, какого чёрта, - Майкл чуть не смёл со стола хрустальную ёлочку, - Какого дьявола вы ему не сказали?! Переживает человек. Зачем-то взяли мой автограф…
- Чтобы ты не пал духом, Майки.

*
- Майкл, представляешь, что я нашёл в чулане!
МакЭвой выглядел радостным.
- Куклу для секса, изображающую Анджелину Джоли, - предположил Фассбендер, - Кстати, что ты шептал ей, когда вы лежали на крыше поезда?
- Не лежали, а – бежали. Я кричу: «Энджи, отсоси мне! У тебя такие минетные губы!» А она, представляешь, не оборачиваясь говорит: «Сперва его отрасти, малыш» Все думают, она – звезда, а она – оторва. Клёвая тётка, я бы на ней женился, если бы у меня не было Энни, Брендона и тебя.
- Я-то при чём? – усмехнулся Майкл.
- При том… Да, ну тебя! Я – серьёзно. Знаешь, что есть тут в чулане?
- Я не лазаю по чуланам в чужих домах.
Джеймс почесал нос.
- Странно, а я половину детства провёл, лазая по чердакам, чуланам, подвалам. Знаешь, как классно? Тебе обязательно надо попробовать! Ты в своей жизни многое упустил.
- Хватит мне объяснять про жизнь,- Майкл уже чувствовал раздражение, - Что ты нашёл?
- Лыжи! Старые деревянные лыжи в количестве пяти штук!
МакЭвой выглядел таким гордым, будто находка была из чистого золота.
- Предлагаешь мне покататься?
Джеймс замахал руками.
- Нет. Выйди и посмотри: что сломано у саней Санты?
- Полозья.
- Вот-вот. Мы сделаем из лыж полозья, и сани станут как новые.
- Ну, да. Зато, лыжи станут как… совсем не лыжи. Это напоминает воровство.
Джеймс пожал плечами.
- Им будет там лучше, чем – в чулане. Наверняка про них давно забыли. Если что, мы просто скажем: хотели прокатиться и сломали. Звучит правдоподобно. И заплатим за них, конечно.
- Учитывая наши доходы, сдерут с нас за две пары лыж, - вздохнул Майкл.

*
Оставшаяся часть дня ушла на починку саней, а когда стемнело…
Звонок в дверь оказался полной неожиданностью.
Джеймс открыл и застыл как вкопанный: на пороге стоял Санта в красной куртке, подпоясанной ремнём. Борода и волосы у него были белые, а лицо – совершенно чёрное. Он был крупнее и выше первого.
- Фассбееендер!.. – жалобно проблеял Джеймс.
Майкл протянул гостю руку.
- Привет, Стив! Как дела? Рад, что ты к нам заскочил. Джеймс, это же – Стив Маккуин.
- Привет, – Маккуин снял варежку и вытер ею блестящее от пота лицо, - Жарко в этом костюме невозможно. Я тут ехал мимо и решил сделать сюрприз. Отдыхаете?
- Отдыхаем, - угрюмо подтвердил МакЭвой.
Стив подал ему небольшой мешок из красной ткани с вышитыми серебром звёздами. Внутри что-то звенело.
- Это – тебе, Энни и сыну. А для Майкла у меня будет отдельный подарок.
- Знаю я эти подарки. Очередные съёмки? Сразу после рождественских праздников?
Стив засмеялся и развёл руками.
- От вас ничего не утаишь!
- Стив, а нельзя ли взять кого-нибудь другого? – поинтересовался Джеймс, - Пригласи Хиддлстона, он тоже высокий и рыжий. Или – Камбербэтча… Бенедикт, знаешь, отличный парень! Мы вместе учились в актёрской школе. Он гениальный, кого хочешь тебе сыграет, хоть – Ван Гога, хоть – Пушкина, хоть - королеву Елизавету!
- Да, я в курсе: он у меня в «Двенадцати годах рабства» снялся.
- Вот-вот, мне иногда кажется, что Майкл у тебя – раб.
- Джеймс, прекрати,- вмешался Фассбендер,- Стивен, войди уже и пропустим по стаканчику.
- Не могу, - замотал головой Маккуин, - Я за рулём. На минутку заехал. О, а у вас уже есть Санта!
Сидящий на диване перед камином мистер Клаус приветственно помахал рукой.
- Да, это – Ник, дедушка Джеймса, - уверенно соврал Майкл.
- Сколько же ему лет? – спросил Стивен.
- Девяносто восемь.

Маккуин пил апельсиновый сок, а остальные угощались виски, и вскоре атмосфера стала более расслабленной.
-Мой дед, - Джеймс указал на Санту, - Он – старый актёр. Так входит в роль! Сейчас он считает себя реальным живым Санта Клаусом.
- Верно, - подтвердил пожилой джентльмен, - Считаю.
- Но я слышал,- Маккуин хлебнул сока и поставил стакан на место, - будто взрослым нельзя видеть Санту. Что от этого волшебство…
- Что вы! – Санта хитро улыбнулся, - Известные режиссёры – другое дело! Они почти как дети. Кстати, спасибо большое за «Стыд»: отличное кино. Мы с миссис Клаус смотрели. Ей больше понравился главный герой, а мне разумеется – девушки.
- Майкл, закрой рот,- шепнул МакЭвой на ухо Фассбендеру.
За окнами начиналась декабрьская ночь.
- Ну, мне – пора, - Маккуин поднялся с места, - Поздно уже.
- Привет Бьянке и детям, - Майкл встал проводить гостя.
Когда Стивен ушёл, а Майкл вернулся, Джеймс откинулся на спинку дивана.
- Я чуть не сдох, когда он явился. Чёрный Санта! Это напомнило мне… Знаете, у французов есть Пер Ноэль, он вроде вас, мистер Клаус. И ещё у них есть чувак, который наказывает за плохое поведение. Я подумал, что это – он.
- Обязательно расскажу ему, - пообещал Майкл, - Почему ты не любишь Стива?
- Люблю, - МакЭвой прижал к груди мешок с подарками, - Люблю всей душой, но он должен давать тебе отдыхать. Я сражался за тебя до последней капли виски! Но всё равно, он скоро скажет «Фасси, к ноге!», и ты побежишь…
Майкл угрожающе наклонился вперёд, будто разглядывая Джеймса.
- Парни, не заводитесь! – вмешался Санта, - Сани мои готовы, и ночь – просто чудо! Мне тоже пора.
- Вы нас покидаете? – почему-то расстроился Джеймс.
- Дела! И потом, кто говорил «старый пидор»?
- Это он пошутил, - сказал Майкл,- У МакЭвоя такие дурацкие шутки.
- Да, я не обиделся и даже оставлю подарки. Если хотите, можете открыть до Рождества. Знаю же, что не утерпите.
- За него не отвечаю, - Джеймс ткнул пальцем в грудь Майкла, - А я утерплю.

*
Ночь была словно нарочно придумана для полёта на оленях: тихая, ясная и немного морозная.
- Совсем как новые! – Джеймс похлопал рукой по боковине саней, явно гордясь работой, - Слушай, Майкл, у меня идея: бросим нахрен весь этот голливуд и устроимся на какой-нибудь альпийский курорт чинить сани. От клиентов не будет отбою.
- Сейчас таких не делают, - буркнул Майкл, окружённый оленями.
Животные скопились вокруг и проявляли настойчивое внимание к его карманам.
- Ладно, ладно, - Фассбендер запустил руку в карман и достал горсть ванильных сухариков, - Секрет нашей дружбы, вот, лопайте.
- Ещё они любят имбирное печенье и орешки в сахаре, - подсказал Санта.
- Я же говорил, - умилился Джеймс, - Мой друг – прирождённый дрессировщик и ветеринар!
- Дэшер, Дэнсер, - Майкл погладил между рогов две ближайшие оленьи головы, - Если бы я не был собой, хотел бы быть помощником Санты.
- Эк, его разбирает, - вздохнул МакЭвой, помогая «дедушке» с упряжью.

Они долго смотрели вслед умчавшимся в небо саням.
- Как красиво! Офигеть, просто. Думал, такое бывает только в кино. Майкл, бежим скорее!
- Зачем? Куда?
- Как – куда?.. Открывать подарки!
Странно, но после отъезда сказочного старика в доме стало прохладно.
Майкл аккуратно развернул обёртку подарка и рассмеялся.
- Что там? – Джеймс ухватил его за плечи, - Ну, покажи! Фассбендер, это нечестно!
- Погоди. Тут записка ещё.
- «Майклу – от Санты. Чтобы он никогда больше не боялся Рождества» - громко прочёл Джеймс.
В пакете был свитер с оленями.
- Майкл, ты не будешь его носить!
- Ещё как буду, это же – от Санты. А тебе что досталось?
МакЭвой спрятал подарок за спину.
- Э… он очень маленький. Можно, я сам открою? То есть, один. Во дворе.
Майкл молча кивнул, но потом, обеспокоенный долгим отсутствием Джеймса, выглянул на крыльцо: как бы МакЭвой на улице не замёрз.

Джеймс сидел на ступеньках и подозрительно шмыгал носом, держа на ладони крошечный самолёт. Крылья самолётика были разрисованы кругами наподобие мишеней.
Фассбендер тихо прикрыл дверь и вернулся обратно в дом.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 Vintra
Название: Все лишнее
Размер: 5738 слов, миди
Жанр: сказка, romance
Пейринг: Майкл Фассбендер/Джеймс МакЭвой
Рейтинг: PG-15
Саммари: если ты не особенно любишь Рождество, можно не волноваться - настоящие чудеса случаются и на Новый Год. Главное - иметь правильный настрой, правильных друзей и ничему не удивляться.

Все лишнее.

Пять дней до нового года.

Отсюда город кажется рождественской гирляндой, застрявшей в елке. Странное дело, все ночные города издалека более или менее похожи, а зрелище никогда не надоедает. Майкл в своей жизни смотрел на ночные Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Вену, Берлин - каждый раз завораживает.
- У меня прабабка была ведьмой, - ни с того ни с сего говорит он. Отпивает сидра из банки, “Стронгбоу” кажется почти приторным, но приятно туманит голову.
- А я все думал, откуда тебе так прет, - отзывается Джеймс, не поворачивая головы. На скамейке они сидят близко, соприкасаясь бедрами и толкаясь локтями. - А ты просто потомственный ирландский Гарри Поттер. С палочкой.
Майкл фыркает.
- Свои эротические фантазии можешь оставить при себе. У Рэдклифа тоже интересовался про палочку?
Джеймс пожимает плечами и запрокидывает голову, отпивая из своей банки. У него отлично получается превращать дворовые манеры в действо. Хочешь- не хочешь, а смотришь, как дергается кадык.
- Что я , садист что ли. Бедного парня и так все достали с этими палочками. Давай дальше про прабабку, мне интересно.
- А про нее особенно нечего, - отвечает Майкл. - Жила где-то в медвежьем углу, куда даже автобусы раз в год по обещанию ходят. Такая типичная ирландская деревня, одна улица и три паба. Я к ней пару раз с матерью ездил, совершенно двинутая старуха была. На днях отец звонил - умерла.
- Тебе сочувствовать? - интересуется МакЭвой.
- Я ее особенно не знал, к тому же это не новость года. Ей девяносто с хреном лет было, пора бы уже.
- Прикольно бы это смотрелось на твоей страничке в Википедии, - ухмыляется Джеймс. - Потомственный колдун Майкл Фассбендер. С чего ты вообще ее вспомнил?
- Да черт знает, сны снились странные, и как раз перед звонком из дома.
Джеймс тут же громко предполагает, какого типа были сны - один затейливый сценарий за другим. Майкл ему не мешает. Он мог бы рассказать, что вчера, проезжая по Пикадилли, едва не влетел в столб, потому что бронзовая фигура с фонтана явно дернула крылом и, кажется, помахала рукой. Остановился в ближайшем переулке, долго пялился в стену, пока подошедший полицейский не поинтересовался, все ли в порядке. С полицейским расстались в полном понимании и с автографом, а вот случай из головы не шел.
- Не люблю Рождество, - говорит Джеймс, устав упражняться в словесной порнографии. - Долбанная спешка, запыхавшаяся благотворительность… За двадцать шестое декабря - день, когда кончается ложь, - он салютует Майклу и делает последний глоток из банки.
Энн-Мари с сыном гостят у родственников. Джеймсу повезло с семьей, учитывая его выбор профессии. Майкл ему страшно завидует, и не только на счет этого.
- Ты сейчас домой? - спрашивает он.
- А мы расходимся? - удивляется МакЭвой, как будто они засели в уютном пабе, а не в конце декабря на продуваемой смотровой площадке в Хэмстед Хит.
- Ты хотел отдохнуть , - напоминает Майкл.
- Я сижу здесь и обсуждаю с тобой, как ненавижу Рождество. Это, мой занудливый друг, и называется отдыхом.
МакЭвой хладостоек, как пингвин и горяч, как переносная печка. Майкл думает, что одним Джеймсом можно было бы обогреть полярную станцию, если правильно подключить. А если он будет вертеться, то еще и обеспечить электричеством. И это тоже вызывает зависть.
- А я бы поспал,- возражает он. - Желательно не на скамейке.
- Зануда, - ворчит МакЭвой, но поднимается.
Майкл следует его примеру. Ноги немного затекли и замерзли, приходится потоптаться на месте. Джеймс сноровисто обхватывает его за талию и ведет к дорожке. Идти неудобно, но Майкл уже привык.
- У тебя на Рождество чудо случилось? - говорит Джеймс перед тем, как забраться на мотоцикл.
- Мелодрам обсмотрелся? - хмуро спрашивает Майкл.
- Тогда жди, - МакЭвой задорно и немного пьяно улыбается. - Один мой друг говорит, что чудеса случаются только на Новый год.
По дороге домой Майкл зачем-то заезжает в центр, на набережную и долго курит, наблюдая, как в воде мелькают серебристые русалочьи хвосты. То ли пить меньше надо, то ли проверить голову.

Четыре дня до нового года.

Хорошо было бы сказать - это просто фансервис.
“Вся моя жизнь - гребаный КомикКон” - думает Майкл, разглядывая в зеркале свою небритую физиономию. Такая же красовалась на его странице в Википедии, когда он проверял в последний раз. Они тогда с Джеймсом страшно, непрофессионально перепились и пришли на пресс-конференцию в чем под руку попало. Агент потом еще неделю проезжался Майклу по мозгам по поводу бытового алкоголизма и его вреда для карьеры.
Ну точно же Комик Кон - фанаты, иксмены, кастрюля на голове (очки Стива Джобса, капюшон асассина - нужное подчеркнуть), дежурная улыбка, прийти-упасть-отрубиться. Зато у Джеймса - театр. Майклу вечно хочется поймать его - невысокого, улыбчивого и вертлявого, удержать за рукав. В глаза посмотреть. И сказать - ну что ж ты так стараешься? Для кого? На кой черт так переигрывать - в каждом фильме, в каждом эпизоде, каждую минуту жизни. Интересно, он даже в сексе как на сцене?
“Он просто по-другому не может”, - приходит в голову во время приготовления завтрака. Майкл всесторонне обдумывает эту мысль и кофе едва не убегает, вспучившись шапкой коричневой пены и плюнув на плиту.
Вот так и познается мера зависти к другу, Фассбендер. У тебя, стало быть, фестиваль гиков, а у него - высокое искусство.
Просто здорово было бы сказать - это только фансервис. Завалиться к Джеймсу домой, еще три блаженных дня проваляться на диване с пивом и чипсами, наобещав себе отработать все это счастье потом, в зале. Смотреть реслинг, подкалывать друг друга, мол мы бы тоже так смогли, как думаешь?
Джеймс бы так и сделал. И Майкл ему ужасно завидует.
...
Звонок в дверь раздается в три часа дня. Майкл открывает дверь, запахивая халат, из необъятного кармана которого торчит сценарий.
- Мистер Фассбендер? - спрашивает парень в форменной куртке.
- Да, - на всякий случай соглашается Майкл.
- Это вам.
Пухлый конверт никаких подозрений не вызывает, Майкл таких сотни получал. Но вот форма у курьера незнакомая - синяя с золотым кантом и узором листочками на рукавах.
- Распишетесь? - спрашивает парень. У него устало-вежливые интонации вусмерть задолбанного работой человека, и это подкупает. Майкл расписывается, закрывает дверь и идет обратно в гостиную.
Через пять минут он сидит на диване, снова и снова перечитывая краткие строчки:

“Уважаемый мистер Фассбендер!
Вы выбраны нашим клиентом по рекомендации вашего друга. Пожалуйста, будьте в нашем офисе не позднее шести часов вечера. В случае вашего опоздания соглашение аннулируется.
Ждем вас на Кэнон стрит (вторая баржа)
Приятного дня!”

Вместо подписи печать - змея, сжимающая в зубах ключ. Больше в конверте ничего нет, но изнутри он проложен пупырчатой пленкой, отсюда и пухлость. В голове вертится только одна мысль - какие к чертям баржи?
Чудеса в нашем мире - дело обыденное. Феи и эльфы, конечно, давно уже отчалили в дальние дали, но вот Голливуд исправно снабжает нас сказками, и каждый знает - чудо возможно. Если заплатить за него много денег. Или ты платишь, или твои друзья раскошеливаются.
- МакЭвой, - говорит Майкл в трубку. - Твоих рук дело? А в барже - вечеринка?
- Ты наконец-то тронулся что ли? - сонно отвечает Джеймс. - Я тебя поздравляю.
- Не валяй дурака. Курьер - от тебя? Сто раз говорил - я не люблю вечеринки-сюрпризы.
- Фассбендер, иди ты к черту, - голос из сонного и теплого становится злым. - Я всю ночь не спал, только сейчас удалось. Не посылал я тебе никаких курьеров, я и так отлично знаю, что ты сволочь, не понимающая шуток. Отстань ради христа, я спать хочу.
Майкл хочет перезвонить еще раз, потом передумывает, решает никуда не ходить и, конечно, ближе к шести выдвигается из дома.

Отсутствие любопытства - основная черта жителя мегаполиса. Если в деревне захромает курица - к вечеру все будут об этом знать. Если в центре Лондона приземлится космический корабль, это взволнует максимум поклонников Доктора Кто. Жители города прагматичны. Они закалены рекламными кампаниями, съемками блокбастеров, фантазиями свободных художников и обилием фриков. Майкл Фассбендер не исключение. Он не верит в НЛО, Санта-Клауса и Зубную фею. Максимум в крыс-мутантов из подземки, но и это неточно. Подъезжая к станции метро “Кэнон -стрит”, он строит восемь вполне стройных теорий, которые объясняют приглашение, и ни в одной из них нет ни капли мистики. Место встречи тоже не располагает к сказке - вокруг тянутся угрюмые здания из стекла и бетона, визитная карточка Сити. К баржам можно спуститься только одним способом, и Майкл паркует машину на Клоак-лейн, чтобы продолжить путь пешком.
К шести окончательно темнеет, включаются фонари. От реки тянет холодом, приходится плотнее кутаться в шарф. Он проходит мимо длинного здания станции, и скоро впереди начинают мелькать огоньки паба “Банкир” - последнего ориентира, который можно рассмотреть на гугл-картах.
Спускаясь по шаткой железной лесенке, ведущей к воде, Майкл чувствует себя полным идиотом. От реки несет гниющими водорослями и чем-то похуже. Черт его знает, вдруг сейчас прилив, и он вступит прямо в воду? Итальянским ботинкам можно будет сразу сказать “прощай”. А то и ногам - с этой лестницы упасть проще простого.
Но Темза милостива - волны плещутся в отдалении, ступать приходится всего лишь на грязный прибрежный песок и битые кирпичи. Громады барж высятся справа, темноту разбавляют только далекие фонари с противоположного берега.
“ И что теперь,” - раздраженно думает Майкл. - “ В звонок позвонить?”
- Не обязательно.
Голос из темноты заставляет замереть, вслушиваясь в плеск воды. Показалось?
- В любом случае, здесь нет никакого звонка, - примирительно добавляет голос.
- Может, хоть фонариком посветите? - недружелюбно предлагает Майкл.
- Разумно.
Вспыхивает свет, и темнота становится еще непрогляднее. Зато желтый круг освещает щегольские ботинки и штанины темных брюк.
- Добрый вечер, мистер Фассбендер, - так же приветливо говорит незнакомец. - Прошу прощения, мы тут предпочитаем не устраивать иллюминацию. Следуйте за мной.
Луч фонаря ведет по берегу дальше, к баржам. Откуда-то из брюха ржавой громадины пробивается свет, и Майкл послушно шагает вперед. Дорога занимает всего минуту, они протискиваются в узкий коридор, образованный двумя баржами, а потом незнакомец, еще раз извинившись, негромко стучит по железу. Открывается дверь - самая обычная, и Майкл, конечно, заходит внутрь.

- Можете звать меня “герр Ноэль”, - говорит мужчина, сидящий напротив и профессионально улыбается.
Внутри баржи очень уютно - просторная комната, приглушенный свет и зеленый ковер на полу . Майкл в последний раз пил чай в таком антураже у своей двоюродной тетки, склочной старушенции с манерами королевы в изгнании - на низком столике расставлены чайные чашки, фарфоровый чайник и сливочник с сахарницей. Первые три минуты ему иррационально страшно что-то разбить или разлить.
- Вы издеваетесь? - риторически спрашивает он.
- Ну тогда просто “Людвиг”, - пожимает плечами хозяин офиса. - Какая разница, как меня зовут?
У него неправдоподобно рыжие волосы, почти мультяшного морковного цвета, гладкие и прямые, забранные в низкий хвост. На носу поблескивают круглые очки, костюм безукоризненно темно-зеленого цвета, а рубашка поражает белизной.
- Хорошо, Людвиг, - сдается Майкл, несколько уставший удивляться. - В чем дело?
- Вы не боитесь? - любопытно спрашивает тот. - Вы пришли под вечер на берег Темзы, вы наверняка не позвонили никому из ваших знакомых. И вы не боитесь?
- А надо?
Людвиг смеется, совершенно искренне.
- Не думаю. Мы всего лишь скромная организация, работающая с клиентами. В своем роде клининговая фирма.
- И я выиграл демонстрацию пылесоса? - приподнимает бровь Майкл.
- С вами здорово работать, - Людвиг поправляет очки, съехавшие на середину переносицы. - Это хорошо. Мы вывозим мусор, мистер Фассбендер. Тот, что скапливается у каждого человека в душе за его долгую жизнь. Старые связи, сожаления о несбывшемся, зависимости, переживания о потерях - все в таком духе. Скажите, вам никогда не доводилось снова и снова не замечать что-то важное? Упускать возможности, искать причины для того, чтобы не делать что-то очень желанное? Так вот, это не вы. Это мусор, который тянет вас на дно.
Вместо того, чтобы сказать “ да вы долбанулись”, встать и уйти, Майкл почему-то спрашивает:
- Русалки в Темзе и ожившая скульптура - ваших рук дело?
Людвиг снова улыбается и осторожно отпивает глоток чая.
- Не совсем. Перед тем, как клиент получает приглашение, мы немного инициируем его природные склонности, вот и все.
Майкл смеется. Сюда бы Джеймса с его шуточками про латентную телепатию.
- Может, у вас есть рекламный проспект? - интересуется он. - Почитать. Я бы с удовольствием.
Людвиг фыркает.
- Знаете, еще каких-то двести лет назад все было гораздо проще. Люди верили в сказки. Может, мне стоило назваться Румпельстицхеном?
- Не стоило, - говорит Майкл. - Я бы не выговорил.
- Это как психотерапия, мистер Фассбендер. Просто спрессованная раз в сто, а не растянутая во времени. И, между нами говоря, психотерапия эффективнее. Люди с радостью обзаводятся новым мусором, если выносят его не сами. Строго говоря, для многих мусор составляет всю их жизнь. С такими случаями мы не работаем - слишком много ответственности. Но вот разная мелочевка может исчезнуть навсегда.
Это все похоже на какой-то договор с дьяволом - сейчас предложат подписать контракт, а симпатичная секретарша с рожками вынесет серебряную иголку на блюде и перо.
- Оставьте свою бессмертную душу при себе, - морщится Людвиг. - Вот уж чего не надо.
- Вы и мысли читаете? - интересуется Майкл.
- Да боже упаси, - картинно пугается собеседник. - Самый страшный дар на свете, врагу не пожелаешь. А у вас просто на лице все написано. Ну так что?
Майкл откидывается на спинку кресла.
- Мне надо подумать о том, от чего хочу избавиться и ...?
Людвиг взмахивает рукой и на столе, словно по волшебству, появляется договор.
- Нет, просто подпишите. Я выдам вам конверт с условиями оплаты, мы обсудим ваш мусор, и завтра утром вы будете уже чисты.
Майкл просматривает договор. Стандартный документ, можно сказать, банальный - пункты, подпункты, скучный казенный язык, разве что реквизиты сторон отсутствуют.
- И сколько стоит удовольствие? - спрашивает он.
Людвиг ерзает в кресле и чинно складывает руки на коленях. По-видимому, вопрос с оплатой - это целая история.
- Вам никогда не приходилось назначить судьбоносную встречу только потому, что на вас вовремя пролили кофе? Или, например, удачное знакомство оказалось результатом выбора нетипичного маршрута для прогулки?
Майкл честно пытается вспомнить. В его жизни мало случайного. Даже девушки меняются, как по расписанию. Джеймс как-то пошутил, что у Фассбендера с каждой подружкой заключен контракт на год. Ну не считать же счастливой случайностью то, что именно его выбрали на роль Магнето? То есть МакЭвой может сколько угодно трепаться, что все зависело только от него, но Майкл прекрасно знает правду.
- Я, наверное, очень предсказуемый человек, - он виновато разводит руками.
- Именно поэтому вам будет полезно поработать элементом хаоса, - говорит Людвиг. - не делайте такое лицо, ничего страшного я вам не предлагаю. Поговорить с человеком, быть в определенном месте в определенное время. Знаете, люди иногда потрясающе плохо справляются с течением своей жизни - идут не туда, упускают шансы, хватаются не за те возможности. У таких как я подобные неточности вызывают противный зуд.
Ставя подпись, Майкл чувствует себя благодетелем - так откровенно и искренне радуется его визави. Такое ощущение, что они на пару открывают приют для слепых сирот. Радостное выражение сохраняется на его лице даже тогда, когда Майкл честно сообщает, что понятия не имеет, что ему мешает в жизни. Да, бывает и так - все хорошо. Грех жаловаться. Внешность, деньги, любимая работа, родственники здоровы, друзья бодры, список ролей метра на три.
“Да вас прямо не в чем упрекнуть,” - смеется Людвиг и предлагает посмотреть поближе. Майкл соглашается, ожидая волшебного ритуала, но тот только снимает очки.
Странное дело - без этих комичных стекол глаза проводника в мир чудесного становятся совсем другими. Майкл сначала подумал, что они серо-зеленые, самые обычные. Теперь радужка переливается каким-то неведомым оттенком изумрудной стали, а взгляд на глазах тяжелеет. Становится неуютно, хочется поерзать в кресле, отпустить пошлую шутку, закрыться рукой.
- Беспокоящие воспоминания, - тихо говорит Людвиг. - Чем вам помешало третье марта две тысячи одиннадцатого?
Майкл резко перестает дышать и тут же кашляет, проталкивая воздух в легкие. Про третье марта не знает никто, даже самые отъявленные папарацци. Про часть четвертого он тоже предпочитает не думать, но третье…
- Многовато сожалений для такого успешного человека, - Майкл выныривает из временного дыхательного коллапса и обнаруживает, что Людвиг вновь надел очки и взгляд у него совершенно нормальный. - Я бы вам посоветовал убрать зависть, мистер Фассбендер.
К этому Майкла жизнь не готовила.
- Разве я кому-то завидую? - тупо спрашивает он.
- Всем и каждому. Но я не ваш психотерапевт, - пожимает плечами Людвиг. - Вы согласны или нет? Учтите, за подсказку с вас одно дополнительное задание.
Майкл покорно кивает. Он уже на все согласен. Не разбираясь, сгребает со стола конверты с заданиями, жмет руку Людвигу и выходит из офиса.
Странно, но ему удается не переломать ноги по пути к машине и не влипнуть в аварию. Слово “зависть” весь вечер крутится в голове и даже не дает уснуть, а в середине ночи его будто стирают мокрой тряпкой и Майкл наконец засыпает, обессиленный и счастливый.


Три дня до нового года.

Зависть - очень интересное чувство. Большинство людей считают эту эмоцию однозначно отрицательной, и стараются скрыть ее появление. Принято считать, что завистью страдают неудачники, которые не умеют радоваться успехам других. Но, положа руку на сердце, признайтесь - неужели вы никогда и никому не завидовали? Кроме того, завидовать можно по-разному. Черная зависть толкает на совершение всевозможных пакостей, подкладывание кнопок на стул и гвоздей в ботинки, тогда как белая может вдохновить на эпические подвиги - конечно, когда ее правильно направишь. Если искать определение, то зависть - это чрезмерно восторженная оценка успехов своего ближнего с сожалением о своих неудачах.
У амбициозных людей зависть встречается так часто, что они перестают обращать на нее внимание. Иногда она в буквальном смысле застит глаза. Впрочем, амбициозным людям очень часто удается скрывать такой вопиющий психологический дискомфорт - даже от себя самого.

Проснувшись утром, Майкл, естественно, первым делом лезет в конверты с заданиями. Четыре из них помечены цифрами и один бонусный украшен аккуратно прорисованной звездочкой. Бумага приятно шершавая, он едва не режется о край, раздраженно чертыхается, но все же вытаскивает записку.
“Быть в два часа тридцать семь минут на станции “Ковент Гарден”. Найти девушку в синем пальто. Задержать ее до пятидесяти семи минут” - сообщает надпись, сделанная допотопным, еще машинописным шрифтом. Майкл фыркает, вспоминая фильмы про шпионов, кладет записку на тумбочку и идет умываться.
В два-двадцать он уже на месте. Ковент Гарден не лучшее место для знаменитостей - в окрестностях знаменитого рынка трется куча туристов, живые скульптуры собирают толпы любопытных. Майкл стоит, натянув кепку по самые глаза, но на него до обидного не обращают внимания. Пестрая толпа течет мимо, вестибюль станции крошечный, там никто не стремится задержаться.
Всю дорогу ему было интересно - что делать, если на месте окажется, скажем, три девушки в синем пальто? Но обошлось, она действительно одна. Тоже стоит у стены, ровно напротив. Из кожаной сумочки свисает край шарфа, из кармана торчат перчатки, черные короткие волосы в полном беспорядке - словом, дама явно тревожится. И Майкл вот уже добрых пять минут думает, чем ее задержать. Не устраивать же тут автограф сессию?
Часы неумолимо приближают назначенное время. В тридцать шесть минут девушка вздыхает, лезет в сумочку за шарфом и начинает решительно наматывать его на шею. Майкл шагает вперед.
- Не подскажете, который час? - спрашивает он и улыбается самой обаятельной из своих улыбок.
- Три тридцать восемь, - отвечает она почти сердито, но все же поднимает глаза.
Майкл ожидает удивления, возможно даже шока. Он ожидает улыбки и неизменного “ой, а вы не…”.
- Могу я пройти? - интересуется девушка.
Посреди миллионного города, где твое имя можно найти в каждой второй желтой газете напороться на даму, которой твоя физиономия неизвестна - Фассбендер, да ты счастливчик.
- Как вас зовут? - отмирает Майкл спустя две очень неловкие секунды.
- А это имеет значение? - продолжает сердиться девушка. - Честное слово, я не в настроении для знакомств.
- Да я и не собирался! - импровизирует Майкл. - Где вы взяли это пальто?
Бедная жертва судьбы замирает, приоткрыв рот. Она еще пытается злиться, но абсурд ситуации перевешивает.
- Да ему года три уже, - в голосе почти смущение. - Совершенно не помню, где купила.
- Какая жалость! - сокрушается Майкл, уже вошедший в роль. - Такой удивительный цвет! Вам случалось испытывать озарение от самых неожиданных вещей? Обычный день, серость, безвкусица на людях, и тут, подойдя уточнить время, ты видишь цвет, который сделает твою новую коллекцию.
- Я Хелен, - говорит совершенно запутавшаяся брюнетка. - Очень приятно. А вы модельер?
- Я бы назвал это хобби, - доверительно понижает голос Майкл. - Знаете, так приятно иногда найти утешение в творчестве, - голос его обрывается, но тут же снова возвращается бодрым стрекотом увлеченного человека. - Так говорите, не в курсе? Может, все-таки вспомните?
Оставшиеся десять минут они перебирают все магазины Лондона - увлекательное, но бесперспективное занятие. Хелен успевает рассказать миллион подробностей из своей жизни, вспомнить цвет свадебного платья сестры и любимое блюдо почившего дедушки, но коварный магазин всплывает в памяти только под конец.
- Гэп! - восклицает она, едва ли не хлопая в ладоши. - Ну конечно! Мы с Синди пошли по магазинам, была такая мерзкая осень и мне хотелось яркого!
- Вы меня спасли! - Майкл горячо жмет ей руку, украдкой проверяя часы - пятьдесят шесть минут. - Спасибо огромное! Мне пора бежать.
- Но как же вы… - растерянно бормочет Хелен.
Майкл на слышит - он стремительным шагом ныряет за угол станции, прислоняется к стене и сползает вниз в абсурдном приступе беззвучного хохота. Пульс прыгает, как после особенно удачной сцены, сигарета едва не выныривает из пальцев. Прикурить удается со второй попытки и благословенный дым наконец вползает в легкие.
Когда он заглядывает обратно в вестибюль, Хелен уже занята - почти утонула в объятиях неизвестного молодого человека. Позабытый шарф болтается у нее на левом плече, а одна перчатка выпала из кармана. Майкл смотрит на то, как страстно комкают пресловутое синее пальто и чувствует себя добрым дядюшкой.
Он долго гуляет по городу, радуясь, что с утра выбрал метро, а не машину. Проходит по самым туристическим маршрутам и, странное дело - никто не кричит вслед его имя, не пристает в автографами, не лезет под локоть, заглядывая в глаза. Может, все, кто работают на судьбу, становятся временно невидимыми? Майкл согласен провести на такой работе еще с годик - лечить то и дело возникающую социофобию. Думается, что Джеймс был бы на этом месте звездой, со своим вечным стремлением устроить балаган из любого мало-мальски серьезного предприятия. Наверное, жена тоже от этого устает, вот и устраивает себе каникулы. Странное дело, мысль о семейном положении МакЭвоя больше не вызывает ни зависти, ни недоумения.
Вечер он встречает за просмотром “Пенелопы”. У Майкл огромная коллекция чужих фильмов - несколько сотен позиций. Он учится, рассматривая чужие лица в кадре, подмечает малейшие детали. Но сегодня хочется быть просто зрителем. И на удивление получается - вместо постановки кадров и актерской игры Майкл видит историю, которую, возможно, никогда не видел раньше. И МакЭвоя, которого тоже никогда не встречал - такого, каким он бывает только для зрителей. За одно это рыжего кудесника стоило бы поблагодарить.

Два дня до нового года

За завтраком, дожевывая тост, Майкл звонит Джеймсу.
- Доброе утро! - жизнерадостно гаркает он, даже не дослушав “алло”. - Чем занимаешься?
- Надеваю носок, - смертельно серьезно сообщает трубка. - Вот теперь второй носок. Тебе дальше расписывать?
- Обойдусь. Давай, собирайся и дуй на Стрэнд. Встретимся на углу у Савоя.
- Фассбендер, ты перепил? - ласково интересуется Джеймс. - Ты же вроде собирался сидеть дома и размышлять о тщете всего сущего? Я по глазам видел что собирался!
- Можешь считать, что передумал. Давай, отрывай задницу от кровати, встречаемся через час.
Когда Майкл подходит к Савою, Джеймс уже стоит, подпирая стену, нахохленный и недовольный.
- Ну? - спрашивает он. - Где те чудеса вселенной, ради которых я покинул диван?
Чудеса вселенной поджидают их ровно в полдень у дверей магазинчика, торгующего марками. Для начала Майкл заходит в ближайший Старбакс и покупает кофе. Через десять минут Джеймс остается наблюдать, а Майкл со стаканчиком наперевес переходит дорогу.
Сегодняшняя жертва медленно движется по улице, то и дело обгоняемая спешащими прохожими. Идет нога за ногу, то и дело глядя на часы. Майкл вливается в поток, надвигает кепку поглубже и от души врезается в медлительного молодого человека, естественно, проливая кофе на его светлый плащ.
- Чувак, ты вообще в курсе, куда идешь? - раздраженно бурчит пострадавший, рассматривая пятно.
- Извини, спешил, - равнодушно пожимает плечами Майкл и достает кошелек. - Двадцатки на химчистку хватит?
Деньги переходят из рук в руки, молодой человек, странно повеселевший, отправляется к ближайшей остановке, а Майкл возвращается к Джеймсу.
- И что это было? - спрашивает тот. - Он увел у тебя подружку? Если так, то дай я его догоню, респект мужику, не у каждого такое выходит.
- Нет, скорее всего он не пойдет на какую-то совершенно ненужную встречу. Заметил, как он повеселел?
- Конечно, - кивает головой Джеймс. - Это же так офигительно, когда кто-то льет на тебя кофе с утра. Ты меня пригласил на этот перформанс?
- Я тебя пригласил посидеть в пабе, - говорит Майкл. - Пошли.
Это маленький эксперимент. Майкл выбирает “Угольную дыру” - довольно заметное заведение с приличной проходимостью. Они выбирают столик у окна, но ни один из посетителей не смотрит в их сторону. Девушка за стойкой скользит взглядом по лицу Майкла и равнодушно называет сумму заказа.
- Эни все еще в гостях? - спрашивает Майкл, когда они отпивают по глотку неплохого сидра.
Джеймс энергично кивает.
- До самого января. Говорит, мне надо отдохнуть, а то последние роли нагоняют на нее страх.
Майкл улыбается. Он ловит себя на мысли, что раньше непременно бы пожалел, что у него нет такой вот мудрой Эни. И ролей, которые делают его страшным. И еще о сотне вещей пожалел бы, просто чтобы не расслабляться. А сейчас как-то не жалеется, хоть ты тресни. Просто бокал сидра, стол в пабе, где никто их не узнает и Джеймс - совсем рядом.
- Будешь так смотреть - решу, что я девушка твоей мечты, - предупреждает МакЭвой.
- Ну и реши, - разрешает Майкл.
Джеймс фыркает, отпивая еще сидра.
- Вот еще! Все твои женщины после года эксплуатации отправляются на свалку истории. Я не настолько спринтер в отношениях.
- Постоянство - не мой конек, - виновато разводит руками Майкл.
- Так оно тебе и не нужно, - подтверждает Джеймс. Свой сидр он приканчивает длинным глотком пьяницы и, сыто облизнувшись, принимается за горку жареной картошки. - Ты у нас перекати-поле.
- Это плохо? - спрашивает Майкл.
- Это никак. Констатация факта. За оценками - к психотерапевту, Фассбендер.
Они сидят в пабе еще добрых три часа, болтая, накачиваясь сидром, отдавая должное местным пирогам с курицей и оставаясь полностью незамеченными. Короткий зимний день меркнет за окнами, включаются фонари. Джеймс решительно встает, платит по счету и тащит Майкла на улицу, к своему припаркованному за углом мотоциклу.
Вечерняя прогулка мигом сдувает пары алкоголя - водит МакЭвой аккуратно, но завораживающе быстро, лихо вписываясь в повороты и наслаждаясь скоростью как таковой, без привкуса смертельной опасности. Майкл не успевает уследить за ситуацией и очередную порцию сидра из банки они выпивают, сидя на детских качелях в безлюдном парке на задворках Шортдича.
Цепь поскрипывает, длинные ноги не дают Майклу сесть удобно, но он не жалуется - очень уж забавно и органично на качелях выглядит Джеймс, не смотря на вполне взрослую бороду.
- С тобой случалась когда-нибудь совершенно непостижимая хрень? - спрашивает Майкл. Мимо ближайшего фонаря величаво шествует облезлая городская лиса, похожая на бродягу из предместий, невесть как занесенного в центр города.
- Еще как, - подтверждает Джеймс. - Например, вся моя актерская карьера - сплошная непостижимая хрень. А как-то, ты не поверишь, я снялся в фильме с самим Майклом Фассбендером . Так там такое началось…
Лиса останавливается и недружелюбно смотрит прямо на Майкла. Что, мол, пялишься, здесь тебе не зоопарк.
- Я серьезно, - говорит он и кивает лисе - разойдемся по-хорошему.
- Так и я серьезно. Еще у меня жены нет дома который день, а я бездарно просираю свободу - тоже совершенно непостижимо.
Майкл отворачивается от лисы. У Джеймса в глазах отражается свет фонарей и на него смотреть гораздо интереснее.
- Ну так не будь идиотом, пригласи кого-нибудь, - советует он. - Неужели никого нет в поле зрения?
Джеймс держит паузу. Эти его знаменитые паузы доводят хуже бесконечных шуток, еще со дня знакомства. В сочетании с взглядом - убийственно. Майкл глупо моргает и тоже молчит.
- Да как тебе сказать, - наконец произносит Джеймс. Улыбается одними губами. - Некоторые напрочь не понимают намеков.
Это как струна. Что-то длится и дрожит между ними с самого первого дня. На это нечто нанизываются все паузы, все неловкие разговоры и вечера, третье марта одиннадцатого года и черт его знает что еще. Дернешь - и снова все перед глазами, последовательность событий, имеющих значение.
- Может, тогда прямым текстом скажешь. Для непонятливых? - голос садится, и Майклу приходится прокашляться.
- Думаешь, поможет?
- А ты попробуй.
Джеймс смотрит на него, внимательно, как будто собирается по совету сотни дурных журналистов попробовать прочитать мысли.
- Приму к сведению, - говорит он секунду спустя уже совершенно обыденным тоном. - Как-нибудь в подходящий момент.
Напряжение лопается как мыльный пузырь. Майкл пьяно мотает головой и морщится, задев виском холодную цепь.
- Тебя отвезти? - предлагает Джеймс.
И конечно, единственный вариант - это согласиться.

...здесь Майклу надоело считать.

Тридцатое декабря проходит почти незаметно. Майкл едет в Кройдон и полчаса блуждает среди ветхих домов, затерянных церквей и редких в Лондоне трамваев, чтобы оказаться на пустынной улице рядом с полной девушкой в малиновом и громко произнести: “Не волнуйся, просто поверни направо”. Приходится поднести к уху телефон, чтобы не приняли за психа, но девушке, кажется, абсолютно все равно - вздрагивает, а потом смеется и спешит завернуть за угол.
Дома на глаза попадается расписание, составленное агентом на январь. Майкл просматривает его и вычеркивает треть мероприятий - так план меньше напоминает руководство “загони себя до смерти” - и отправляет шедевр обратно. Агент перезванивает через полчаса с вопросом, где Майкл нашел столько здравого смысла и почему отказался от ритма бешеной лошади. Новый вариант расписания утверждают спустя пятнадцать минут - там гораздо больше времени на отдых и сон. Остаток дня проходит под просмотр старых фильмов и приятную болтовню по телефону с сестрой.
Тридцать первое декабря подкрадывается на мягких лапах. У Майкла нет новогодних традиций, обычно он мимикрирует под компанию, в которой встречает новый год. В этом году у него даже елки нет - вроде как не для кого.
У Джеймса наверняка есть елка и даже носок болтается у камина - думает он, помогая парочке туристов найти дорогу в музей транспорта. Черт его знает, какие здесь происки судьбы, этой паре мог помочь кто угодно, но Майклу не жаль, раз так написано в волшебном конверте. Четвертое доброе дело израсходовано, остается только бонус. Пятый конверт дожидается своего часа в кармане, а пока можно зайти выпить кофе.
Хорошо жить, когда есть судьба и чудеса. Можно верить, что в нужную минуту кто-то непостижимый толкнет тебя под руку, заставит выбрать правильное направление. Майкл бы сейчас не отказался от такого помощника. Он вертит конверт в руках, поворачивает так и этак, рассматривая восковую печать без опознавательных знаков. Открываясь, печать хрустит.
“ В шесть часов выйти на Трафальгарскую площадь. Обойти три раза по периметру, потом идти от колонны к фонтану, внимательно глядя вверх”.
“ И сломать ногу, грохнувшись на мостовую” - мысленно добавляет Майкл.
К шести часам на площади уже толпится народ. Мерцающая огнями елка мокнет под редким снегом, больше похожим на дождь. Майкл старательно обходит площадь, сам искренне недоумевая, какого черта тут делает. Кому можно помочь, внимательно рассматривая небо? Львы у подножия колонны выглядят в темноте бесформенными грудами. Хоть бы лапой помахали, было бы интереснее. Майкл фыркает, задирает голову и шагает по направлению к фонтану.
Настигает его на пятом же шаге - в плечо прилетает неслабый тычок, кто-то сдавленно чертыхается знакомым голосом и Майкл едва успевает отойти и подставить руки, чтобы поймать падающего прямо ему под ноги Джеймса.
- Всегда мечтал оказаться у твоих ног, - признается МакЭвой, цепляясь за его куртку и восстанавливая вертикальное положение. - А тут такой случай. Специально подстраивал?
Майкл улыбается и сжимает его плечо.
- Можно сказать и так. Поехали.
- Куда? - не понимает Джеймс. Глаза у него усталые и серьезные.
- Куда предложишь, - говорит Майкл. - К тебе. Ко мне. Хоть к чертовой матери. Но лучше к тебе, у меня елки нет.
Джеймс улыбается и даже не спрашивает, при чем тут елка.

Анатомия самого распространенного и растиражированного чуда не сложна. Чаще всего это удачное стечение обстоятельств. Случайная встреча, миг мужества, признание в любви по ошибке - и вот уже титры обозначают наступление хэппи энда. Если вам в этот самый миг хочется спросить: “ Что, и это все?” - поздравляю. Вы - реалист. Вы обладаете тайным знанием, от которого бегут все поклонники Чудесного Случая. И это тайное знание заключено в пяти словах: “Случай - это еще не все”. Даже жениться на принцессе - только половина дела. Другая половина гораздо скучнее, а потому остается за кадром. Призывая в свою жизнь чудеса, помните - даже самый волшебный из помощников может обеспечить только шанс. А шанс - это незавершенное будущее.
Майкл Фассбендер - реалист. Он не ждет милостей от природы, случая, а в особенности от Джеймса МакЭвоя. Поэтому стоит им кое-как ввалиться в прихожую и закрыть за собой дверь, как он вслепую обнимает чужие плечи и решительно целует, правда, не имея возможности рассмотреть, куда именно. Сдавленный вздох подсказывает, что попадание удалось, а пальцы, сжавшие плечи, подсказывают, что шанс не упущен.
- Господь всемогущий и все его ангелы, - выдыхает МакЭвой через минуту, блестя в темноте глазами. - Я не верю. До тебя все же дошло!
- В смысле? - не понимает Майкл, от неожиданности едва не разжав объятия.
- В прямом! Я думал, надо будет возглавить Прайд с транспарантом в руках! - шипит Джеймс, стягивая с него куртку. - Верно говорят, что до жирафов доходит медленно.
- Ты женат! - возмущается Майкл.
- Вот три минуты назад это очень тебя смущало! И в марте! И потом!
- Надо было намекнуть!
- Я тебе сейчас намекну, - жарко обещает Джеймс. - Я тебе сейчас так намекну…
- Слушай, - говорит Майкл, когда они уже добираются до полутемной гостиной. Или столовой. Или даже спальни - он не очень хорошо понимает, где находится, слишком много отвлекающих факторов. - Ты бы мне не поверил. Правда.
- Окей, - задушенно соглашается Джеймс, щекоча губами его шею. - Я тебе не верю. Ни капли. А теперь заткнись.
Новый год наступает между двумя поцелуями, мягко и ненавязчиво. Зимняя ночь переходит в неприветливое утро, но Майклу как никогда на это наплевать. Он временно свободен даже от ответственности и чувства вины. Так бывает, когда после долгой гонки получаешь приз и познаешь наконец настоящее счастье - как физический акт, как четкий период времени, из которого потом не вспомнишь и секунды.
- А потом? - спрашивает он через семь часов после наступления нового года, короткого сна и порции кофе.
- Что “потом”? - фыркает Джеймс. У него в руках чашка, на плечах халат, а на лице улыбка, достойная чеширского кота. - Я тебе что, предлагаю жениться и уехать в пригород, растить сад, двух собак и слушать Мадонну?
- У меня на шерсть аллергия, - для порядка сообщает Майкл.
- И чудесно, - подхватывает МакЭвой. - У тебя аллергия, трудоголизм и патологическая неспособность терпеть рядом с собой кого-то в режиме двадцать четыре на семь. А у меня любимая жена, которой нужно от меня отдыхать, чудесный сын и вера в то, что лучше сделать и жалеть, чем ничего не делать. Прекрати сравнивать все с воображаемой нормой и познаешь дзен.
- Непременно, - заверяет его Майкл. - Только покурю - и сразу познаю.

Массивную машину для сборки мусора в конце улицы он замечает, уже прикурив сигарету. Еще не вполне рассвело и бледные фонари делают сумерки еще темнее. Майкл с наслаждением вдыхает дым, одновременно от души переживая состояние того самого дзена, о котором толковал Джеймс. Размышлял, решал, боялся, отговаривался собственным умом и рациональностью… Но почему-то мир не рухнул, реки не потекли вспять, в всадникам Апокалипсиса по-прежнему место на киноафише. Чудно.
Мусорщики в непривычной форме подходят к домам, открывают баки, деловито выволакивают небольшие синие мешки и идут обратно, к машине, потом снова к домам…
- Любуетесь?
Майкл едва не глотает сигарету. Людвиг, рыжий чудотворец с баржи, которого совершенно точно не было тут еще секунду назад, теперь нежно улыбается, наблюдая за суетой у баков.
- Вы тут с какого боку? - выдавливает Майкл, едва прокашлявшись.
- Ничего странного не замечаете? - вместо ответа спрашивает тот.
В трех шагах от них угрюмого вида парень в синей форменной куртке тащит мешок величиной с конскую голову. На рукавах у него золотые полоски с узором в виде листочков. Майкл коротко выдыхает. Людвиг улыбается.
- Благотворительность, мистер Фассбендер, одна из сторон нашей работы. Почему бы не оказать услугу человечеству в первый день нового года? Как говорится у вас - “ с чистого листа?”
- Спасибо за пятый конверт, - сигарета догорает на ветру, Майкл успевает урвать последнюю затяжку и тушит ее о стену.
- Не стоит, - любезно замечает рыжий и вздыхает. - Помните, я говорил о том, что упущенные шансы вызывают у таких как я чувство сродни зуду? Так вот, на вас у меня началась почти аллергическая реакция!

Джеймса удается отыскать в гостиной, в ворохе одеял на диване. Губы у него теплые и пахнут кофе.
- Скажи честно, - шепчет Майкл, стягивая халат и забираясь в самую середину импровизированного диванного гнезда. - От чего избавлялся ты?
- От привычки решать проблемы с помощью алкоголя, - не открывая глаз, отвечает Джеймс. - Жуткая хрень.
Ему совершенно не стыдно за вранье. И за то, что затащил друга на прием к подозрительному волшебнику - тоже. Но Майкл ему не завидует. Теперь - ни капли.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 Рыжий
Название: Воротнички Arrow
Персонажи: Джеймс Макэвой/Майкл Фассбендер, пара ОМП
Рейтинг: PG-13
Размер: 5621 слово
Жанр: АУ, романс, ЮСТ, попытки шутить
Предупреждения: возможен ООС
Дисклеймер: отказываюсь
Саммари: Джеймс приезжает в Америку перед отменой сухого закона – и перед рождеством. Переезд проходил бы проще, если бы не случайно найденная чужая фотография и клятая влюбчивость Макэвоя.
От автора: Дорогой заказчик, я очень надеюсь, что не промазал мимо ваших ожиданий! С праздниками вас. Надеюсь, они будут теплыми и ламповыми)


– То есть, первым делом по приезде ты побывал в мусорном бачке.
– Илай!
– Ладно, я несправедлив. Сначала в туалете на вокзале, потом на почте, а потом уже в мусорном бачке.
– Ты задница, – Джеймс постарался как можно более укоризненно посмотреть на Илая.
– Единственная задница, которая согласилась тебе помочь и даже комнату дала. У тебя что, глаз косит? – Илай даже заботливо склонился к Джеймсу. Разыгрывал беспокойство, и очень даже успешно.
– Да. Все уговариваю его глянуть на твое лицо, а он пугается и убегает в другую сторону. О, так в той стороне стакан с бренди, ничего удивительного, – вздохнул Джеймс и отвернулся. Теперь он уставился на стакан, поднес его поближе к лицу и действительно скосил глаза к переносице.
– И тут я подумал, – Илай опустился в кресло напротив, – ты бы сменил рубашку. А то сначала в туалет, на почту, в бачок, потом на софу в моей гостиной. А если тебе потом приспичит залезть ко мне в постель?..
Джеймс застонал, стукнул себя по лбу стаканом и закрыл глаза. Стекло приятно холодило разгоряченный лоб. В дороге Макэвоя, продуло, и теперь у него поднималась температура. Будучи крепким шотландцем, настоящим горцем, он считал виски лекарством от всех болезней. Сейчас алкоголь не помогал, и во всем Джеймс винил дрянной американский бренди, который Илай подсунул ему вместо скотча. Но пил все равно.
В одном Илай был прав: рубашку сменить стоило. Джеймс нехотя встал на ноги. Тяжелый стакан встал на стол – прямо на фотографию, которая там валялась. Джеймс застыл, глядя на чужое незнакомое лицо через толстое дно и бренди. Слои искажали черты, но Джеймс и так уже все запомнил: фотографию он рассматривал в общей сложности несколько часов, не меньше.
За ней он и лазил в мусорный бачок. Да ладно, не бачок даже – это была небольшая корзинка у фотокабины. Неловко вышло: Джеймсу нужно было сделать фотографию для документов, но перед его снимками машина почему-то выдала еще и чужие. Макэвой едва посмотрел на них – техника иногда ошибается, бывает, – и бросил в корзину. Через секунду он уже полез в нее голыми руками, чтобы достать чужую фотографию. На Джеймса смотрели внимательные светлые глаза, высокий лоб был открыт, но на него падала тень от кепки – вроде тех, что носили ирландские «острые козырьки». Тонкие губы сжаты, но уголки будто чуть подняты вверх – по крайней мере, Джеймсу так казалось. В лице не было ничего особенного, по отдельности все его части были по крайней мере скучными. Но вместе – вместе почему-то заставили Макэвоя по локоть сунуть руку в мусор. Мужчина на снимке был одновременно похож на безродного фермера, который стрижет овец и напивается до беспамятства одновременно, и на аристократа, чей личный парикмахер каждое бреет и укладывает своего господина.
– Думаешь, мне с ним что-нибудь светило бы? – подал голос Илай, и Джеймс отмер. Илай тоже задумчиво смотрел на стол, он даже склонился и сдвинул с фотографии стакан.
– Нет, – отрезал Джеймс и направился в сторону ванной, на ходу раздеваясь.
Илай рассмеялся и закурил.
– Ты ревнуешь ко мне фотографию? Узнаю Макэвоя. Ты можешь поделиться чем угодно, но не мечтой.
– А ты только мечтами и делишься, – Джеймс хмыкнул из ванной.
– С тобой – еще и комнатой, оцени щедрость.
– Напомни, сколько ты с меня за это берешь?
– Полцены. Вот я и говорю: оцени щедрость! Полцены за комнату, и все мечты – твои.
– Старый еврей.
– Вообще-то я младше тебя, Макэвой.
– Что не мешает тебе быть старым евреем вот уже лет двадцать – с тех пор, как ты заработал первый цент, – Джеймс даже высунулся из ванной, широко усмехаясь, и выразительно посмотрел на Илая.
– Тогда ты промахнулся, – протянул тот и допил бренди. Сначала свой, потом Джеймса. – Двадцать семь лет. Потому что на своем трехлетии я не позволял тете Марии тискать себя за щеки, пока она не положила мне в карман два цента и конфету.
Смех Джеймса отдавался в ванной характерным эхом, а потом перебился шумом воды.

* * *

– Что ты делаешь? – Джеймс заглянул Илаю через плечо. На бумаге перед тем появлялись уже знакомые им обоим черты лица. Резко очерченные скулы, квадратная челюсть, ровный нос с до смешного треугольным кончиком.
– Набросок, – пожал плечами Илай. – Будешь опять ревновать своего незнакомца из эротических фантазий? – он засмеялся.
Джеймс нарочито безразлично пожал плечами и поставил на стол две тарелки с горошком и жареным беконом. Он мог бы соорудить завтрак и приличнее, но у Илая был годовой запас кофе, месячный – бренди, а еды толком не наблюдалось. «Художник питается вдохновением», – наставительно прокомментировал Илай, когда Джеймс ему пожаловался.
– А он бы смотрелся, – Илай подвинул к Джеймсу свой набросок и журнал, открытый на странице с рекламой.
В журнале была изображена пара: девушка в белой матроске отогнулась назад, через бортик, а рядом, у другого такого же, стоял свежий молодой человек. Рукава закатаны, ветер поднял вверх его смешной галстук. Чувственные губы, томный взгляд вдаль. Джеймс невольно опустил взгляд: художник не поленился и не постеснялся выписать складки на светлых брюках – у ширинки.
Илай положил поверх головы молодого человека свой набросок. Мужчина с него – с фотографии, которую вчера подобрал Джеймс, – был явно старше рекламного юноши, но от этого только выигрывал. Из-за лучей морщинок взгляд у него был живее, не таким томным, более выразительным.
– Смотрелся бы.
– Видишь. Если бы ты не был мечтательным говнюком, я мог бы показать чудо миру!
– Илай, ты уже четыре года рисуешь открытки с пухлыми младенцами, – усмехнулся Джеймс и отправил в рот еще горячий бекон.
– И люди любят пухлых младенцев, а значит – платят за них, – кивнул тот. – Но и красивых мужчин люди тоже любят, и платить будут не меньше. Так в чем разница, чем я хуже Лейендекера? Он рисует своего любовника, а я бы рисовал твоего любовника. Воображаемого.
– Разница в том, что у тебя нет контракта с «Воротничками Arrow», – Джеймс, не глядя, кивнул на рекламу. Вилкой он с увлечением гонял по тарелке горошек.
Илай вздохнул, откинулся на спинку стула и отодвинул от себя тарелку. Вместо завтрака он плеснул бренди в свой кофе.
– Пририсую следующему младенцу твое лицо.
– И это будет лучшая работа всей твоей жизни, – Джеймс выразительно поднял брови и поднял вилку с крупной горошиной на зубчиках.
После завтрака Макэвой засобирался – суетливо, как всегда. Искал пиджак пятнадцать минут, потом не мог застегнуть манжеты рубашки. Илай раздраженно оторвался от работы над новой иллюстрацией – мельтешение Джеймса ему мешало.
– Спасибо, – рассеянно пробормотал Джеймс. Илай дернул его за одну руку, застегнул манжету, потом вторую.
– Куда ты? Ведешь себя так, как будто идешь с новым парнем в Карнеги-Холл. А ведь нам до Нью-Йорка – пара сотен километров.
– На почту.
– Я думал, вчера пришли все документы.
– Не все, – уклончиво отозвался Джеймс и вывернулся из рук Илая. – Они не смогли выдать мне все в день приезда.
– Это еще почему? – Илай удивленно вскинул брови.
Макэвой неопределенно пожал плечами и взметнул пыль в квартире – выбежал. Дверью он прищемил полу пальто.

* * *

Джеймс врал. И знал, что Илай знал, что он врал. Это знание волновало его еще меньше, чем открытки с младенцами. Правда, Джеймс уже предвидел, что его наплевательства хватит на пару дней, не больше, потому что потом Илай устроит допрос с пристрастием. Хотя сначала наверняка будет поить Макэвоя, пока у него рот не перестанет закрываться. Джеймсу и трезвым было сложно молчать, а после первой бутылки это вообще становилось невозможным.
«Нужно найти работу», – напомнил себе Джеймс. Он думал об этом еще когда собирал чемоданы дома, в Порт-Глазго. Потом всю дорогу до Америки, потом – всю дорогу от Нью-Йорка до Бромберга. Не считая тех суток в самом Нью-Йорке, которые он плохо помнил. Но теперь работа была бы предлогом не разговаривать с Илаем лишний раз. К тому же, как Джеймс успел заметить, в Америке деньги имели свойство мгновенно испаряться. Вот у тебя в кармане восемь долларов, а вот ты уже весел, пьян, со сломанной гвоздикой в одной руке и чьим-то париком в другой.
Джеймс пешком дошел до почтового отделения и прислонился к фонарному столбу. Он так и стоял минуту или две, сверля глазами фотокабину на углу, пока в нее кто-то не зашел. Макэвой подобрался, сморгнул задумчивость и двинулся вперед. Руки в карманах вспотели. Джеймсу казалось, что он видел знакомый по фотографии козырек.
– Простите?
Джеймс резко разогнулся. Все время, пока мужчина фотографировался, он жадно всматривался в щель выдачи снимков. Вышедший снимок был бледнее того, что Джеймс сам делал вчера, и бледнее фотографии, которая не шла у него из головы. Кажется, с фотокабиной что-то было не так.
– Простите, – повторил чужое извинение Макэвой. Разгибаясь, он чуть не ударил мужчину по носу затылком. – Я все хочу понять, как это работает. Понимаете, мой отец был механиком, и хотя я не достиг его мастерства, отцовская любовь к машинам передалась мне по наследству, – без запинки соврал Джеймс. Улыбку он тоже не забыл. Иногда он жалел, что не пошел в актеры. Тогда не вставал бы вопрос с работой: Джеймс был уверен, что всех актеров, которые приезжают в Америку, мгновенно забирают в рабство бродвейские театры.
Джеймс улыбнулся чуть шире, протянул мужчине его фотографию и приподнял шляпу. Он сразу отвернулся и отошел в сторону: лицо было незнакомым и не имело ничего общего с тем, что Джеймс искал. Кроме козырька и морщин, которые с тем же успехом могли быть у самого Макэвоя.
Джеймс уныло помешивал кофе. В ресторанчике напротив почты официанты холодно улыбались на просьбу принести что-то покрепче и разыгрывали непонимание.
– Хреново вам с сухим законом. У нас в Шотландии такого дерьма не допустили бы, будьте уверены, – вслух высказался Джеймс и тоже холодно улыбнулся.
Более жалко он себя в жизни не чувствовал. Без работы, в американской дыре, которую точно в издевку назвали громким именем, пьет пресный кофе и следит за чертовой фотокабиной.
Джеймс потер лицо и посмотрел на нее сквозь пальцы.
Он всегда был целеустремленным – и неважно, что цели менялись слишком часто. Когда Макэвою чего-то хотелось, он к этому шел: пер напролом, маневрировал, уговаривал, очаровывал, дожимал. Чаще работал на износ. Но что делать, когда хочешь найти совершенно непонятного человека-фантома со случайной фотографии, он не знал. Усугублялось все тем, что он сам толком не понимал, чего хочет от этого человека. Тело понимало, Макэвой – нет, и между первым и вторым была действительно большая разница.

* * *

Джеймс ощущал себя последним идиотом: бездумно шатался по улицам, заходил в бары, чтобы узнать, где официанты менее законопослушны и более человечны. В этом не было никакой необходимости, раз он жил у Илая – может, тот и был меркантильным евреем, но выпивку не жалел. Джеймс просто не мог себя больше ничем занять. Поиск работы он тоже отложил. Никогда не умел отвлекаться от чего-то, что его занимало. Единственное, о чем он думал теперь – чужая фотография. И немного – собственная патетичность.
Пришлось даже заскочить домой и незаметно сунуть фото в карман: Макэвой решил обойти кафе и магазины вокруг почты, поспрашивать про мужчину. В большинстве случаев он повторял свою ложь про отца-механика – показалось, что она удачная – и приплетал что-то про механика с фото, мол, гениальный мастер. Еще пару раз понизил голос, надвинул шляпу на лоб и назвался детективом – ради разнообразия. Ни одна, ни другая легенда плодов не принесла.
Рядом с почтой зажглись фонари. Под одним из них Джеймс курил, зажав сигарету в углу рта. Он балансировал на одной ноге: на согнутое колено второй он положил злосчастную фотографию и карандашом нацарапал сзади: «Вы потеряли свое лицо».
Выплюнув сигарету, Джеймс решительно направился к фотокабине.
Внутри он всегда чувствовал себя неуютно: казалось, будто он в кабинке туалета в баре, и при этом его снимают. Не хватало только заплеванного пола и голосов за перегородками.
Джеймс огляделся, подумал и в итоге сунул фотографию под дощечку сбоку – видимо, какая-то панель неплотно прилегала. Край снимка хорошо прищемило, фотография выглядывала так, чтобы ее сложно было не заметить, а при желании ее легко было вытащить.
Глупо было надеяться, что мужчина вдруг решит снова сфотографироваться. А даже если решит – вряд ли он станет читать, что там на его старом снимке написано. А даже если станет… в общем, у Джеймса была пара десятков «а даже если», и все они были неутешительными, и каждое было ярким свидетелем глупости его поступка.
– Все ваши официанты – зануды, – сообщил Джеймс, едва вошел в квартиру. – Я думал, этот штат уже проголосовал за отмену восемнадцатой поправки.
– Ну да, – рассеянно отозвался Илай из комнаты. – Просто у тебя лицо такое – подозрительно неместное. Мало ли.
– Господи, да в Нью-Йорке какому угодно лицу наливают, я лично проверил!
– Вот и остался бы в Нью-Йорке. А Бромберг – город маленький, люди тут нервные.
Джеймс сунул голову в комнату и выразительно поднял брови, медленно окидывая Илая взглядом. Тот лежал на диване, закинув ноги на горку подушек, и курил в потолок.
– А ты самый нервный из всех.
– О, да, – Илай заулыбался. – Зато ты самый спокойный. Обежал весь квартал вокруг почты, половине города показал своего парня из «Воротничков Arrow».
– Что? – Джеймс быстро сориентировался и изобразил удивление. – О чем ты?
– Макэвой, ты умеешь врать, но не мне. Сколько мы знакомы?
С самого детства, рассудил Джеймс. И начиная лет с двенадцати ему и правда не удавалось обмануть Илая. Хотя, может, это потому что семья Илая уехала в Америку, когда Джеймсу было что-то около шестнадцати.
– Он не из «Воротничков Arrow», – Джеймс резко сменил курс.
– Но мог бы быть.
– И он не мой парень.
– Но мог бы быть! – Илай задрал голову, чтобы посмотреть на Джеймса, и улыбнулся.
– Откуда ты вообще узнал? – он устало рухнул в кресло и перевел на Илая недовольный кислый взгляд.
– От меня, – из ванной так неожиданно появился еще один мужчина, что Джеймс дернулся в кресле. Илай рассмеялся.
– У тебя здесь проходной двор, – Макэвой изогнул бровь, оценивающе оглядывая мужчину, но обращался к Илаю. Даже и не думал быть вежливым или тактичным. Мужчина оказался старше него самого, почти того же роста. Невыразительного мышиного цвета волосы уже явно седели, зато глаза блестели совсем по-мальчишески. Он улыбался с открытой насмешкой, легкой издевкой, и губы странно перечерчивали лицо по диагонали, а не горизонтально. Он напоминал Джеймсу что-то среднее между хорьком и песцом.
– Это Кристоф, – Илай сделал широкий жест рукой, но встать не соизволил. – У Кристофа есть для тебя заманчивое предложение.
– Кристоф, – Джеймс прыснул и весело скривился. – Сразу нет.
– Тебе же нужна работа, – Кристоф никак не среагировал, сел в кресло напротив и закурил. Он явно был здесь не в первый раз и чувствовал себя более чем комфортно. Халат на нем подозрительно напоминал тот, в котором Илай появлялся к завтраку.
– Все равно нет.
– Непыльная, тебе понравится.
– На меньшее, чем контракт с «Нью-Йорк Таймс», не соглашусь, – Джеймс вернул Кристофу усмешку. Он не был журналистом, дома он преподавал литературу и всего пару раз писал рецензии на спектакли в местную газету. Но когда дело доходило до резюме, Джеймс преувеличивал и преуменьшал нужные вещи мастерски.
– У меня свой бар в городе. Постоишь за стойкой.
– Да ни за что, – Макэвой даже рассмеялся. Илай молчал, а они с Кристофом играли в гляделки. Колкий, чуть злой взгляд Джеймса против чужого расслабленного. Кристоф вел себя так, будто знал что-то, чего не знал Джеймс, и наслаждался своим превосходством, снисходительно позволял Макэвою наслаждаться заблуждением.
– Бар напротив почты, – медленно, со вкусом произнес Кристоф и снова заулыбался. Джеймсу стоило больших усилий не дать лицу удивленно вытянуться. – Мне рассказали, как ты рыскал там повсюду, – снова эта диагональная усмешка.
Джеймс тоже закурил, чтобы дать себе время и скрыть раздражение. Раздражение мешалось с удивлением, нетерпением, Джеймсу казалось, что внутренности превратились в шампанское, и его кто-то растряс.
– А если я…
– Согласишься. Минимальный оклад, разведешь кого на чаевые – все твое, – перебил его Кристоф. Черты его лица неуловимо смягчились, улыбка из издевательской превратилась в любопытную.
– Ладно, давай, показывай фотографию, – Илай даже сел на диване. Оба с нетерпением посмотрели на Джеймса.
– Не могу, – спокойно отозвался он и отвел взгляд, сощурился, делая вид, будто в глаза попал дым. – Я ее выбросил, – соврал он.
– Чего? – вот у Илая лицо вытянулось сразу же. Макэвой похвалил себя за то, что парой минут раньше удержал себя от такого же глупого выражения.
Кристоф разочарованно махнул рукой и вышел в соседнюю комнату.

* * *

Ранние подъемы давались Джеймсу трудно. Ресницы будто были присыпаны сухим клеем, и любая попытка открыть глаза отдавалась резью в них. Тем не менее, Макэвой выстоял против собственной сонливости. Мысленно выпихивая тело из постели, он чувствовал себя как барон Мюнхгаузен, собственноручно вытаскивающий себя за волосы из болота.
Он снова брел к фотокабине рядом с почтой, меланхолично курил и ругал себя за глупость. Что он ожидал там увидеть?
Корзина рядом была пустой. Джеймс потоптался на месте, докурил, вытащил из пачки еще одну сигарету, сунул обратно и вздохнул. В кабинке он замер. Смотрел в одну точку перед собой и разрабатывал классификацию глупости от одного до безнадежного Джеймса Макэвоя.
– Господи, – пробормотал Джеймс и с силой провел ладонями по лицу. Он даже толком не проснулся. Нужно было бросать эту затею, в конце концов, у него скоро начнется смена в баре напротив. Можно будет пока сделать себе кофе за счет заведения…
Сбоку из-за панели на Джеймса смотрел парень из «Воротничков Arrow» («Он не из «Воротничков», сколько можно!» – одернул себя Макэвой). Джеймс моргнул, потом еще раз, потер глаза, но парень никуда не пропал. Уголок снимка дразняще затрепетал от шумного выдоха Джеймса. Фотография была явно хуже предыдущей, как будто уже давно выцветшей. Лицо – почти белое, нос на нем практически не был заметен, но все еще была четко очерчена линия челюсти и темными крупными орехами выделялись глаза. Мужчина казался слегка растерянным, но заинтересованным. Хотя скорее это Джеймс сам придумал: качество снимка оставляло желать лучшего. Если смотреть объективно, там невозможно было разглядеть что-то подобное. Джеймс Макэвой терпеть не мог слово «невозможно».
Влажными пальцами Джеймс выдернул фотографию и перевернул.
«Спасибо. А где ваше лицо?»
Прописные буквы, длинные завитки. Почерк казался Джеймсу женским. Почему-то это казалось особенно очаровательным.
Макэвой лихорадочно завозился, сунул фотографию в карман и стал в нем же искать мелочь. Через пару минут он грыз карандаш, прислонившись спиной к той самой панели. На его фотографии лицо походило на белый блин, даже щетины почти не было видно. Он с минуту слюнявил карандаш, теребил собственный снимок, но в итоге мелко порвал его. Если Илай собрал вокруг себя какую-то гей-диаспору Бромберга, это совсем не значило, что все здесь спокойно относились к этому.
С сожалением Джеймс достал снимок из кармана и начеркал внизу, под «лицо?».
«Я плохо получаюсь на фото».
Он скривился. Звучало как дурацкое кокетство, но ничего лучше в голову не приходило. Чтобы не передумать, Джеймс сунул уголок за панель и резко выскочил из кабины.
Бар Кристофа действительно был расположен удачнее некуда: из-за барной стойки открывался вид на мощеную дорогу, за ней была отлично видна площадка перед зданием почты и фотокабинка на ней.
Макэвой заваривал себе уже вторую чашку кофе и отчаянно зевал, когда увидел движение у кабины. Вся его горячечность вышла, пока он потел над запиской, так что теперь он наблюдал за чужой спиной почти спокойно.
Очень зря, понял Джеймс, когда мужчина опустил на землю чемоданчик и повернулся в профиль, шарясь в нем. Макэвой рассыпал себе на руки кофе и засмеялся.
К фотокабине он шагал с легким сердцем и такой же легкостью в голове. Холодный воздух почему-то никак не помогал отрезвиться, хотя Джеймс даже не накинул пальто, что в начале декабря было чревато как минимум чистым здравым рассудком.
За панелью действительно оказалась новая фотография.
«Тогда давайте без фото».
Мужчина на снимке был почему-то без кепки.
Джеймс вернулся в бар. Посетителей по-прежнему не было – слишком рано. Зато подтянулись коллеги. Точно такие же сонные, каким был Макэвой час назад. Официанты просветили его насчет алкоголя: кому наливать, кому не наливать, кому наливать в ограниченных объемах, кому разбавлять нормальный виски дрянным. Последним появился Кристоф и с прищуром посмотрел на Джеймса. Ничего не спросил, выпил кофе и ушел до вечера.
Джеймс сам закрывал бар. Звякнул ключами, прислонился к запертой двери и закурил. Кабинку было видно плохо: она не подсвечивалась, к тому же, пошел мелкий противный снег, который еще больше ухудшал видимость. Хотелось достать из кармана фотографию, но Джеймс рассудил, что при такой сырости она может испортиться.
Настроение было таким, что хотелось пробежаться до дома, может, даже подпрыгнуть пару раз. Макэвою казалось, что ему снова лет семнадцать, не больше. Немного портило все то, что завтра подъем намечался такой же ранний, но это было сущей мелочью. Он не собирался пропустить своего записочного собеседника со снимков.
– Извините, сэр, – Джеймс поднял голову и чуть не выронил сигарету изо рта.
– Вы не могли бы одолжить мне зажигалку? У меня отсырели спички, – парень из «Воротничков Arrow» («Он не… да к черту») смотрел на него сверху вниз. Глаз почти не было видно из-за тени от кепки, зато Джеймс видел легкую улыбку. Вокруг тонких губ пробивалась щетина.
– Держите, – Джеймс протянул зажигалку деревянными пальцами и широко улыбнулся. – А вам зачем? – в любой неловкой ситуации веди себя как естественно. То есть, совсем естественно, как ребенок. Заповедь первая от Джеймса Макэвоя.
– А вам зачем? – вернул вопрос «воротничок» и усмехнулся. У Джеймса дрогнули колени, а улыбка стала еще шире. – Вот и мне за тем же. Хотя, вы не будете против, я на секунду? – кивок на фотокабинку. – Проверю кое-что.
Джеймс преувеличенно беззаботно пожал плечами.
Когда мужчина скрылся в кабинке, Макэвой быстро вытащил фотографию. Хотелось удостовериться, что он не ошибся. В темноте, да еще при мелкой снежной мороси это было проблематично, но Джеймс успокоился уже ощущением фотобумаги под пальцами.
«Воротничок» вернулся слегка растерянным и будто даже разочарованным, молча вернул Джеймсу зажигалку.
– Вы ведь так и не закурили, – Джеймс выгнул бровь.
– А, ну да, – мужчина снова взял зажигалку и рассеянно оглянулся на фотокабину, пока подносил огонек к сигарете.
– Что-то случилось?
– Да. То есть, нет. В смысле, это уже не первый день, – он явно старался взять себя в руки. – Меня здесь иногда нанимают чинить всякие механизмы, а кабина уже который день выдает снимки один хуже другого, – пояснил он. Макэвой даже несмотря на тень кепки по лицу видел: врет. Не совсем, но врет.
– Я заметил, – выдал Джеймс и сразу прикусил язык.
– Ну вот, видите, – кивнул «воротничок». – Никак не могу понять, в чем дело. Приношу детали по утрам, уже штук пять заменил.
– Я могу помочь, – Джеймс тут же сориентировался и снова выдал широкую улыбку.
– Вы механик?
– Нет, но мой отец был, и мне передалась его любовь к машинам… – даже задумываться не пришлось, чтобы повторить свое недавнее вранье. Все-таки очень, очень удачное.
– Сегодня уже темно, если утром…
– Утром отлично, – сразу кивнул Джеймс.

* * *

– Ту ты зря выбросил, – прокомментировал Илай. Он разглядывал новую фотографию и щурился.
– Не совсем выбросил, – признался Джеймс и перевернул снимок в его руках, чтобы показать надпись.
– То есть, ты намереваешься с ним познакомиться.
– Не совсем намереваюсь…
Джеймс рассказывал, пока Илай подкладывал ему в тарелку макароны с фасолью.
– Ты, Макэвой, старше меня, – в конце протянул Илай, усевшись напротив него за столом. – А ведешь себя все равно что в пятнадцать. Как будто до сих пор бегаешь в Порт-Глазго за алтарными мальчиками.
– Я не бегал.
– Ну да.
– Не бегал.
Илай молча взялся за свои наброски.
Джеймс вздохнул.
– Из твоей задницы это шило все никак не выветрится, – улыбнулся Илай. – Когда ты сказал, что приедешь, я думал, ты вроде как остепенился.
– Зачем? – не понял Джеймс.
– Ну, приехал бы с парой искать лучшей жизни. А тебя просто уволили из преподавателей, потому что ты с кем-то там переспал.
Джеймс мгновенно ощетинился, забрал со стола фотографию и спрятал в задний карман брюк. С плеча сползла подтяжка, и он резко подтянул ее, даже зло щелкнул ей себя по плечу. Но промолчал.
– Ты слишком доверяешь людям. Не тем.
– Хочешь сказать, не нужно было тебе доверять?
– Хочу сказать, что тебе со мной очень повезло, – Илай поднял брови, посмотрел на него и вернулся к наброскам.
Джеймс ложился спать с откровенно хреновым настроением. Все воодушевление куда-то улетучилось, он ощущал себя выдохшейся содовой. Вставать утром не хотелось, и с кровати он себя соскреб из чистого упрямства.
– Плохое утро? – сразу спросил «воротничок». Он уже ждал Джеймса у фотокабинки и выглядел ничуть не лучше.
– Как и у тебя, – от досады Джеймс не следил за вежливостью. – Что надо делать? – он постарался сразу перейти к делу. Поднял на «воротничка» глаза и запнулся. В самом деле, чего он вообще расстраивался? Что такого Илай сказал? Он и сам не остепенился, а еще надумал Джеймса учить. К тому же, при чем здесь все это к «воротничку»? Он – вот, стоит, высокий, чуть хмурый, с внимательными глазами и бороздками морщин вокруг глаз. Еще лучше, чем на фотографии.
Джеймс улыбнулся. Вышло виновато.
– Майкл Фассбендер, – вместо ответа «воротничок» протянул руку. Макэвой от души пожал ее – длинные мозолистые пальцы. Теплые.
– Джеймс Мкэвой.
Майкл отпустил его руку, достал сигареты и стал оглядываться. Джеймс сразу поднес к его лицу зажигалку.
– Ждешь кого?
– Да нет, – прозвучало рассеянно – и снова не очень правдиво.
Джеймс присел у чужого чемоданчика и открыл его сам, не спрашивая разрешения. Ни один инструмент он не узнавал даже и близко.
– Девушку? – поинтересовался он, проигнорировав отрицательный ответ, и стал с умным видом рассматривать инструменты.
– Не знаю, – снова рассеянность. Зато уже честно.
Макэвой поднял глаза и сощурился. Снова шел снег – уже что-то более серьезное, можно было отличить отдельные хлопья. Хотя он все равно таял, как только касался земли. Чуть дольше снежинки задерживались на плечах и кепке Майкла, но и они таяли через пару секунд.
– Скоро рождество, – невпопад сказал Джеймс просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Лучше вообще из дома не выходить, – Майкл чуть ожил, усмехнулся, тоже присел перед чемоданчиком и достал какие-то ключи – по крайней мере, Джеймсу казалось, что это ключи.
– Это еще почему?
Майкл скрылся в кабинке. Секунд десять он молчал, потом заговорил. Он снова звучал расстроено:
– Говорят, скоро сухой закон отменят. Представь себе, что это будет.
– Да ладно, – Джеймс весело фыркнул. Вспомнил, как ему не хотели наливать, и как рассказывали, как и кому отказывать в выпивке.
– Ну да. Наш штат еще летом проголосовал за отмену. Остальные потихоньку потягиваются. Дай отвертку, вон ту, – из кабинки показались голова и рука Майкла. – Ты что, новости не читаешь?
– Не успеваю, – Макэвой протянул отвертку и пожал плечами. Он очень постарался, чтобы как можно более ненавязчиво дотронуться пальцами до ладони Майкла. Вторую руку Джеймс невольно сунул в карман и сжал там чужую фотографию с запиской на обратной стороне.
– Пару дней назад голосовали в Кентукки, – поделился Фассбендер. Рука и голова исчезли. Джеймс сдержал разочарованный вздох. – Еще через пару дней должны высказаться в Пенсильвании и где-то еще, не помню точно. Хотя и так уже все понятно, считай, это последние гвозди в гроб восемнадцатой поправки.
Ужасно, ужасно сильно хотелось съязвить насчет официантов Бромберга и их идиотских правил.
– Ладно, давай проверим, – Майкл снова высунулся и дернул Джеймса к себе в кабинку. От неожиданности Макэвой выдернул из кармана руку, и фотография Майкла выпала.
Джеймс очень отчетливо ощутил чужой бок, к которому прижимался в тесноте – не помешали даже два пальто. И наверняка еще две рубашки, и, может, еще у Майкла тоже был пиджак или хотя бы жилетка, как у Джеймса…
Макэвой глубоко вдохнул и прижался. «Чтобы вместе влезть в кадр», – успокоил он себя и улыбнулся. Через полминуты он уже вывалился из кабинки и рассматривал фотографии. Все такие же белесые, может, даже еще более бледные. Все равно было отчетливо заметно, какая наглая улыбка у него получилась.
Майкл тоже держал в руках снимок. Только другой.
Сердце ухнуло вниз, глаза у Джеймса широко распахнулись.
– О, – только и произнес Майкл.
– Ага, – согласился Джеймс.
По дороге перед баром Кристофа проехала машина. По ушам так резануло урчанием ее мотора, что Джеймс скривился. Когда автомобиль обогнул площадку с почтой и кабинкой и скрылся, снова стало тихо. Макэвою показалось, что он слышит, как с шипением тают снежинки у Фассбендера на плечах. Очень уж тот был горяч. Даже сейчас, когда неловкость плотным слоем окутала их обоих, Джеймс не мог перестать думать об этом.
«Как будто тебе снова пятнадцать и ты бегаешь за алтарными мальчиками», – прозвучал в голове голос Илая. Джеймс помрачнел. Неловкость стала больше раздражать, чем волновать.
– Где ты отмечаешь рождество? – Майкл резко забрал их общую фотографию у Джеймса из рук.
– Чего?
– Рождество, говорю. Где отмечаешь? – Майкл спрятал все снимки в карман своего пальто. Хотелось залезть туда рукой и отобрать.
Джеймс заставил себя сосредоточиться. Где? У Илая, конечно. Он наверняка соберет огромную компанию, где не будет ни одной женщины, а если и будут, то исключительно лесбиянки или те, кто вообще никем не интересуется. Из писем, которыми они периодически обменивались, пока Джеймс еще был в Шотландии, он мог составить картину стандартного празднования у Илая. К тому же, если Фассбендер прав и восемнадцатую поправку отменят, Илай захочет ликвидировать свои запасы спиртного. И чем рождество не повод для этого? Заманчивая перспектива, но для Джеймса это совсем… не то.
– Нигде, – решительно ответил он.
Усмешка Майкла напомнила о Кристофе, Джеймс даже дернулся. Вокруг глаз Фассбендера собралось еще больше морщин, он медленно обнажил ровные ряды зубов.
– К какому дантисту ты ходишь? – выпалил Макэвой.

* * *

Майкл все пытался починить фотокабину. Джеймс каждое утро приходил в бар пораньше. Он привыкал: вставать было пусть совсем немного, но легче. Добирать от дома до почты или бара Кристофа он мог с закрытыми глазами. Пару раз, кажется, он так и сделал – когда до поздней ночи засиживался с Илаем и его бренди.
Пятого декабря Джеймс вообще остался ночевать в баре. Вся страна праздновала принятие двадцать первой поправки, и Джеймс праздновал вместе со всеми. У него не было выбора – как у бармена. Кристоф дал разнарядку: работать до последнего посетителя.
Последним посетителем оказался Майкл. Около пяти утра Джеймс опустил гудящие руки. За тремя столиками в зале спали особенно упорные или просто не знающие меры. Майкл сидел на высоком стуле напротив Джеймса, перегибался через стойку и выглядел… счастливым. Фассбендер был очевидно пьян, хотя сам Джеймс тоже не отказывал себе ни в чем в этот федеральный праздник. Несмотря на это, Майкл казался будто моложе, чем был на самом деле. Улыбка у него стала совсем безобидной и почти наивной – даже несмотря на пугающие ряды зубов. Джеймс очарованно пялился на его губы.
Они говорили о Бродвее и «Нью-Йорк Таймс», о хорьках, о барах в Бромберге, о цене на жилье, о тусклых и грустных ФБРовцах, которых, может, прямо в этот момент снимали с жирных дел о нелегальной продаже алкоголя.
– Отправь меня домой, – Майкл прервал собственный монолог и улыбнулся. В следующую секунду его локти соскользнули по полированной поверхности барной стойкий, и с ней встретилась щека. Макэвой тоже улыбался. Он протянул руку и провел ей по торчащим на затылке Майкла волосам – оказалось, что они удивительно мягкие, а от влажности заметно вьются.
Джеймс вызвал машину и глянул на часы. Было около семи утра.
Ни шестого, ни седьмого Майкл не появлялся. Потом он снова стал объявляться со своим чемоданчиком, зависал у фотокабины, а позже заходил к Джеймсу за кофе. Макэвой бесстыже любовался кофейной пенкой на верхней губе Майкла.
– Как там продвигается? – спросил он как-то. Не то чтобы Джеймсу было интересно. Ему было вообще плевать и на фотографии, и на кабину с тех пор, как он мог видеть Майкла живьем.
– Никак. Почти, – Майкл легко улыбнулся и отпил кофе из чашки. – Ее скоро уберут и поставят новую.
– Зачем тогда ты каждое утро ходишь и что-то там делаешь? – Джеймс недоуменно поднял бровь.
Майкл только пожал плечами. Он в упор смотрел на Джеймса, не улыбался больше, но глаза его явно смеялись.
В канун рождества Джеймс послал Кристофа к черту. То есть, пришлось отдать ему с Илаем одну из фотографий Фассбендера, которые тот успел сделать. Картинка все еще оставляла желать лучшего, но черты лица были видны достаточно отчетливо. Джеймс снова вытащил этот снимок из мусорки: не мог же он прямо попросить его у Майкла.
Дом Фассбендера был странным. Простым, как стакан «олд фешн»: прямоугольник, три окна с одной стороны, три с другой, то же самое – на втором этаже. Горело только одно. Вокруг – ни души. Метров через двести или триста уже начинался пляж.
– Кристоф знает, где ты живешь, – поделился Джеймс, как только Майкл открыл ему дверь. – А если знает он, знает Илай, а если знает Илай… – он пожал плечами.
Майкл пожал плечами в ответ и забрал у него пальто.
– Ну и что? Они поедут за город в рождественскую ночь – ради чего?
– Ради приключений, конечно, – Джеймс посмотрел на него так, будто Майкл заснул в консервативной викторианской Англии, а проснулся в дивном новом мире. – А это что? – Джеймс остановился в кухне, разглядывая блюдо посреди стола. На нем было навалено что-то невразумительно, хотя пахло все это даже аппетитно.
– Мясо, – Майкл встал напротив.
– И-и-и?..
– Мясо.
– Ладно, – легко согласился Джеймс. В конце концов, пока это было съедобно, ему было не на что жаловаться.
Ближе к полуночи они сидели с тарелками на полу спальни, под самым окном. Джеймс настоял, чтобы они выключили свет во всем доме. Из спальни было лучше всего видно подъездную дорогу.
Джеймс снова чувствовал себя мальчишкой – бурлящим, как шампанское и содовая одновременно. С Майклом это было легко, даже если нельзя было сказать ему об этом.
– И почему ты думаешь… – в очередной раз завел разговор Майкл. Он как раз дожевывал кусок – мяса, просто мяса.
– Потому что! Слышишь? – Джеймс резко отложил свою тарелку, схватился пальцами за подоконник и приподнялся. Ему поминутно казалось, что он слышит то мотор автомобиля, то смех Илая.
Но смеялся Майкл:
– Господи, Джеймс, сколько тебе лет? У тебя уже челка седеет, а ты…
– Нет, стой!
Майкл как раз поднимался на ноги, чтобы отнести тарелку на кухню, но Джеймс схватил его за штанину и следом практически прыгнул, сваливая его с ног. Это было частью конспиративного плана Макэвоя: никто не должен был понять, что они дома, а значит, их не должно было быть видно в окно.
Майкл охнул, неловко взмахнул руками и с грохотом рухнул на пол. Деревянные половицы жалобно скрипнули, Майкл – жалобно замычал и поморщился. Вокруг него валялись кусочки мяса и осколки тарелок. Сверху лежал Макэвой.
Глаза уже давно привыкли к темноте, и Джеймс отчетливо различал и тонкие линии чужих ресниц, и широкие круги зрачков, и напряженные складки между бровями.
– С рождеством, – пробормотал он, глубоко вдохнул и закрыл глаза.
Ощущение было, будто он нырнул в ледяную воду. Такую холодную, что она обжигала, в первую очередь – чувствительные губы.
Джеймс целовал Майкла и с силой сжимал пальцы на вороте его рубашки.
Фассбендер отстранился первым, просто уронил голову на пол и стукнулся затылком. Он глубоко вдохнул, и Джеймс поднялся на его груди – как на аттракционе. Было трудно сдерживать нервный смех.
– С рождеством. Слава богу, – выдохнул Майкл, и Джеймс опустился ниже вместе с его грудью. Майкл почему-то шептал и смотрел на Джеймса слишком спокойно, даже умиротворенно. Это нервировало еще больше.
– Чего? – недоверчиво переспросил Макэвой. Он был готов подняться и скрыться прямо сейчас. Возможно – сразу в океане, что тут до него, всего пара сотен метров.
– Я думал, если сейчас этого не произойдет, ты взорвешься. Или я. В любом случае, кому-то пришлось бы оттирать ошметки со стен, – губы Майкла медленно растягивались в улыбке.
Джеймс тут же захохотал. Так громко, что уже через минуту в горле першило.
– Слезь, ты не пуховое одеяло, – Майкл тоже смеялся, так что сквозь смех это «слезь» вышло сдавленным и неубедительным, но Джеймс все равно сполз вбок. Он так и не разжал пальцы, все держался за ворот рубашки Майкла.
– Ты не носишь воротнички или рубашки «Arrow»? – вдруг спросил Макэвой, приподнимаясь на локте.
Удивленное лицо Майкла дорогого стоило.
Колкая рыжая щетина и мягкие тонкие губы – еще дороже.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 hatter.mad
Название: Белое Рождество
Фандом: кроссовер фильмов «Попасть в десятку» (без последних 10 минут) и «Стыд». Время действия сдвинуто вперед, в сторону «Стыда».
Герои: Брэндон Салливан, Брайан Джексон
Рейтинг: около R

«Do not neglect to show hospitality to strangers, for by doing that some have entertained angels without knowing it.»
«Не отказывайте в гостеприимстве незнакомцам, ибо так некоторые приглашали в дом ангелов, сами того не ведая».
― Holy Bible: King James Version

*
Брайан учился, учился, учился – головы от книжек не поднимал. Сначала, когда вернулся в университет после своего эпичного провала - потому что никому не мог смотреть в глаза от стыда. Потом – потому что замаячила возможность на целый семестр отправиться изучать американскую литературу в университет Чикаго. По обмену. Джексон и на Аляску полетел бы – главное, куда-нибудь, где его никто не знает, никто не будет провожать взглядом и усмехаться вслед.
- Как же так? Получается, ты на Рождество домой не приедешь? – переживала мама по телефону.
- Нет! Билеты уже заказаны.
Вообще-то, дату для билетов он выбрал сам. Он просто не хотел встречать Рождество дома. Не хотел встречать его вообще никак.
*
Прилетев в Нью-Йорк, Брайан Джексон обнаружил, что: а) он забыл в очки в самолете, б) в бюро находок их нет, в) следующий рейс стартует в другом аэропорту, и он уже опоздал. Представители авиакомпании в ответ на просьбы о помощи послали Брайана в головной офис.
Нужный адрес Брайан нашел только к вечеру, когда уже стемнело, и он осатанел от деловитых толп на улицах и тревожного мигания неоновых реклам.
Джексон проник в огромный небоскреб, перечитал нацарапанные на бумажке координаты авиакомпании, пританцовывая от нетерпения ткнул в кнопку лифта, а когда двери перед ним раздвинулись, смело ринулся по коридору. Вся надежда была на то, что хоть кто-то еще остался в офисе.
Но вокруг было подозрительно пустынно…
Раздался жуткий грохот – это Брайан не разглядел стеклянную дверь с неприметной табличкой.
Дверь была прочной, она только снялась с верхней петли и угрожающе покосилась.
Брайан инстинктивно схватился за голову, ощупывая будущую шишку. Но боль сразу сменилась радостью – за дверью оказался человек! Он, кстати и придержал ее, чтобы она не повалилась.
- Извините! – пылко воскликнул Брайан на пороге. – Но я не спал два дня и потерял очки. Я пропустил пересадку, вам наверное звонили, там в билете про аэропорт было мелким шрифтом! – от волнения Брайан говорил много и быстро. – Ваши сотрудники мне обещали, что в головном офисе должны войти в положение, мне обязательно нужно выписать новый билет!
И он вцепился в мощное, обтянутое светло-голубым кашемировым джемпером предплечье.
Глаза у Брайана были сумасшедшие, пальтишко перекосилось, клетчатый шарф сбился на сторону.
Брэндон окаменел.

Одно плечо подпирает массивную стеклянную панель, на другой руке повис необъяснимый посетитель. Если бы мимо проходил скульптор, намеренный изваять воплощение замешательства, он бы обязательно сделал с Брэндона эскиз.

Салливан осторожно выпустил дверь, затем вывернулся из цепкой хватки.

Слишком много крутых виражей за последние две недели.
Сначала пришлось спешно принимать обязанности начальника отдела после смерти Дэвида. Ничто, как говорится, не предвещало. «Дэвид, у тебя есть замечание по отчету? Дэвид? Дэвид!» Вскрытие показало, что от инсульта. Хорошо еще, что умер на посту, за своим письменным столом, а не в каком другом месте. Брэндону ли было не знать о том, как его начальник порой бездарно куролесил. Ему было не жалко Дэвида. Но стала мучить мысль: что если и я так? В любую минуту ведь может… А вдруг сейчас? И появлялась эта мысль в самые ненужные моменты. Девушку с таким настроем не снимешь. Ну ладно, снять-то можно, а что с ней дальше делать?
После пары сокрушительных фиаско Брэндон смирился с судьбой и стал проводить вечера на работе.

- Я работаю с претензиями организаций, а не частных клиентов. Выписывать билеты не в моей компетенции. Обратитесь в отдел претензий в аэропорту…
- Но они послали меня сюда. Это же главный офис?
Голубоглазый парень с надеждой глядел Брэндону в лицо. Салливан и так обычно чувствовал себя некомфортно под прямым взглядом – а тут аж голова закружилась.
- Да, но частных клиентов здесь не принимают, - повторил Брэндон и вытер испарину.
- Вы не хотите мне помочь? Тогда проводите меня к своему боссу!
- Не могу.
- Почему?
- Потому что он на кладбище. В могиле. В среду похоронили.
На такое даже этот настырный парень не сразу нашелся, что ответить.
- Я вам очень сочувствую, правда! – Проговорил он изменившимся голосом. - Но мне-то как быть?
- Я посмотрю, что смогу сделать, - дал слабину Салливан.
Отдел претензий напортачил, и все. Не в первый раз. Взяли какую-нибудь новенькую, и на, вместо того, чтобы слупить с растяпы штраф и перевыпустить билет, послала его сюда. Позвонить завтра, устроить разнос.
- Я запишу вашу фамилию. Приходите завтра. В наше отделение в аэропорту.
В голубых глазах паренька заблестела надежда.
Брайан с интересом огляделся в офисе. Там был удобный диван и кресло, в котором можно поместиться полностью. Да и серое ковровое покрытие так и манило прилечь!
- А может я у вас здесь посплю? – пришла в голову Брайана блестящая идея. - Ну, переночую, а утром улечу, - махнул он рукой в сторону огромного окна с рассыпанными в ночи разноцветными электрическими огоньками. Ветер швырнул в стекло горсть сухого снега.
Наверняка ведь его не выгонят на мороз, в метель!
- Нет, - ответил Брэндон.

И тут Брайан прислонился к стене и заплакал. Он делал это самозабвенно, хотя и не очень громко. В конце концов, сейчас ему ничего не мешало - очки не запотеют, друзья не обзовут девчонкой, они в Эссексе, на другом конце света, и ему еще то ли искать хостел, то ли возвращаться в постылый аэропорт и ночевать где-нибудь на диванах… А еще надо будет позвонить маме и сказать, что долетел – он ведь обещал! Придется врать!
Пока Брайан убивался, Салливан косился на него от компьютера даже с некоторой опаской. Пожалуй, он чувствовал бы себя так же, если бы в офис вбежал лесной олень. И это был бы даже более простой вариант, потому что ясно, что в таком случае надо звонить в службу отлова диких животных. Что делать с парнем с густым британским акцентом, который срывает дверь с петель и начинает плакать, Брэндон не знал. Джексон, Брайан Джексон, не вписывался в его распорядок жизни.
- Можно ваш посадочный талон, если не затруднит? – спросил он на пробу.
Может быть, он перестанет выглядеть неведомой зверушкой, если предъявит документы.
Пришелец плакал и не реагировал.
Аэропорт Ла-Гардия тем временем как ни в чем не бывало принимал и отправлял рейсы по внутреннем направлениям США, и находился на севере районе Квинс, не так далеко от Брэндоновой квартиры.
Брэндон осторожно подошел к рыдающему парню и, стиснув его запястья, оторвал руки от лица. Лицо было мокрое и заплаканное, словно он рыдал целый час. От неожиданности Брайан умолк.
- Я живу недалеко от аэропорта, - сам себе дивясь, проговорил Брэндон, крепко держа его, словно, стоило отпустить, рыдания возобновятся. – Можете переночевать у меня.
Влажная, дрожащая улыбка.
- Вы очень добры.
Тот медленно разжал пальцы и шагнул назад.
- Сомневаюсь.

- Нет, правда, мистер… Простите, я не расслышал, как вас зовут.
- Салливан. Можно просто Брэндон.
- Брайан Джексон. Я так рад!
Брэндон повернулся к нему спиной, чтобы Джексон в порыве благодарности не бросился к нему на шею. От этих британских провинциалов всего можно ожидать.
*
В метро Брайан сперва вертелся и не мог устроиться: то пристраивал к себе на колени, то пытался поставить на пол свой рюкзак. Что у него там - компьютер или планшет, смена белья, документы? После он вроде бы задремал.
Потом задремал.
Брэндон с привычной зоркостью обшаривал взглядом вагон, цепляясь за острую скулу, нижнюю губу, кокетливо закушенную, облегающий джинсы, такие же, как у той девушки за триста…
- Нам, кажется, выходить, - подал голос Брайан.
- Почему?
- Ты говорил, это твоя станция.
Квинс. Чуть не проехали.
Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Брэндон поднялся и шагнул к дверям.
Брайан вскинул голову и, отвечая на взгляд, пронизал воздух голубым электричеством. Одно движение – и они уже непостижимым образом пришиты друг к другу. Эта нить отзывается где-то, как у рыбы, попавшей на крючок, зудит, пока леска не натянулась. Это секундное событие еще не осознано. Ниточка была тонкой, как трещина, которую дало окружающее нью-йоркское бытие. Но ничто уже не было цельным. Само время неслышно раскололось на до и после.
Брайан выскочил вслед за своим благодетелем, вырвался было вперед и беспокойно оглянулся.
Брэндон вздохнул, но ничего не сказал.
Приглашать незнакомого британца домой – это было уже слишком. Еще не хватало присматривать за ним в общественном транспорте. Пусть сам следит за тем, чтобы не отстать.
- «I don't know how to say it, but somehow it seems to me
That at Christmas man is almost what God sent him here to be.”
«Послушайте простую речь: становится любой
Под Рождество – почти что тем, кем он задуман Богом», - сказал Брайан и дружелюбно улыбнулся.
- Очень справедливо, - нейтральным голосом отметил Брэндон.
Может быть, именно так выглядит светская беседа в Британии?
Литература никогда не входила в число профильных предметов, которые Салливан выбирал для себя, и он не узнал в Брайановском исполнении цитату из классика американской поэзии Эдварда Альберта Геста.
*
Брэндон отпер дверь, и Брайан обессиленно ввалился в квартиру, стаскивая с себя рюкзак.
- Мистер Джексон... Брайан, можно ваши документы, чтобы с утра я мог заняться ими в первую очередь?
Будет не лишнее дать этому парню поспать утром подольше. Самолёт без него не улетит, тем более, что у него ещё даже нет билета.
Брайан кивнул и вытащил из рюкзака бумаги. Брэндон уединился на кухне с ноутбуком, позволив гостю располагаться как тот сочтёт удобным. Работой Салливан заниматься не собирался, хватит с него на сегодня! Самое время открыть порносайт без звука.
Когда некоторое время спустя он собрался лечь, то обнаружил, что Брайан занял хозяйскую кровать. Наглость – второе счастье. Джексон свернулся в клубок, намотав на себя одеяло таким образом, что наружу торчал только нос и выбивалось несколько каштановых вихров. Нет, с другой стороны высовывалась маленькая ступня с короткими ровными пальцами. Брэндон боролся с возмущением и желанием пощекотать ступню: интересно, уберётся она или нет?.. Он наклонился низко над постелью. Не взять ли гостя в охапку, прямо так, не перетащить ли на диван?
Нет, проснется.
Брэндон изучил распечатанное приглашение из Университета Чикаго. Интересно же, за какие заслуги Джексона пригласили в Америку... И почему дата не сходится? Зачем Брайану лететь туда на десять дней раньше?
*
Брайан стащил ботинки, огляделся, тихо пробежался по квартире и завалился спать. В эти минуты крайнего утомления им руководили исключительно инстинкты, поэтому он привычно выбрал самое удобное местечко и пухлое одеяло, а диваном и тощим пледом пренебрег.
На диване пришлось устраиваться Брэндону, но спалось ему внезапно хорошо, и без кошмаров. Когда он проснулся, было очень светло, он вскинулся, не опоздал ли, глянул не время – будильник еще не прозвенел. Свет отражался от стен, белый-белый.
Из кухни, чисто номинально отделенной от гостиной перегородкой, раздавалось шкворчание масла и запах жареного, а также тихое, немузыкальное пение.
Брайан, который еще не отошел от джет-лэга, проснулся в пять часов утра, помылся и проголодался. В футболке и джинсах, босой, с растрепанными влажными волосами он напевал, склонившись над сковородкой, и весело поглядывал на снег.
- Вот, французские тосты, - гордо объявил он хозяину.
Выражение лица у Брэндона было, как у холодильника. Услышав, что у него на кухне хозяйничают, он вскочил с кровати от возмущения и сократил свою утреннюю рутину до самого минимума (одеться и почистить зубы). Но за несколько потребовавшихся на это минут он не нашел слов для должной реакции. Зато вспомнил, что он сам пригласил этого чертова Джексона домой и не объяснил ему правила, как в этом доме надо себя вести. Например, не открывать дверцы шкафов и холодильников. Не открывать вообще ничего, что физически можно открыть.
В общем, Брэндон не знал, что сказать прямо сейчас – не «доброе утро» ведь, когда это точно не соответствует действительности.
Излучая ледяное неодобрение, Брэндон налил себе чая.
- Смотри, они даже не подгорели, - сказал Брайан, ставя тарелку на стол.
- В письме от университета сказано, что тебя ждут с нового года, а билет ты взял на десять дней раньше…
В трудную минуту Брэндон брал пример с компьютеров и сейчас произвел откат системы до того момента, когда проблем было меньше.
- …Зачем?
- Ну как же! Заселиться в комнату. Разобрать вещи – ой, вещи! – схватился Брайан за сердце. – И осмотреть достопримечательности, - наскоро договорил он предыдущую мысль. - Но вещи куда теперь денутся? На них никакого адреса, только эта, багажная бирка.
Секунду Брэндон смотрел на гостя с непроницаемым лицом. Тот всполошился так, словно вез в Чикаго триста грамм кокаина в грязных носках. Секунду Салливан наслаждался чужим смятением, но злорадство ему было, в общем-то, не свойственно.
- Досмотрят и будут хранить в камере для невостребованного багажа до востребования, но не более шести месяцев, - ответил Брэндон, выдержав паузу. - К сожалению, достопримечательности Чикаго тебе придется осмотреть позже, - меланхолично продолжил он, листая в телефоне прогноз погоды. Это была хорошая возможность не встречаться с гостем глазами. Ситуация складывалась возмутительно нелепая, Брэндон был не готов глядеть ей в лицо. – Надвигается циклон. За ночь выпала месячная норма осадков в виде снега. Боюсь, что вчерашний рейс в Чикаго был последним на этой неделе.
И он поддел на вилку кусочек тоста.
Установилась короткая тишина. Белоснежную кухню заливал утренний свет. За окном все так же в серо-белом мелькании танцевали снежинки.
Брайан, пережевывая горячий гренок с яйцом и с наслаждением запивая его чаем, тоже не готов был задумываться о маячащей впереди лавине проблем. Хотелось, пусть только на время завтрака, отсрочить экзистенциальную битву с бытием. Разрядить ситуацию непринужденной светской беседой.
- Вы под утро что-то спали беспокойно, так я вас одеялком накрыл, - сказал он лирично.
И улыбнулся, как мальчик-дебил.
- …То есть пледом.
Ответное выражение лица Брэндона не поддается описанию, тем более, что это лицо закрыла взлетевшая к нему ладонь.
- Что-то попало в глаз? - забеспокоился Брайан, - Хотите, я посмотрю?
Он придвинулся к Брэндону, заглядывая ему в лицо взволнованными голубыми глазами. Салливан вывернулся, как змея, и скрылся в ванной, надёжно заперев за собой дверь. Ему необходимо было несколько минут одиночества. Интересно, за какие преступления сажают теперь в одиночную камеру?..
На Брайана он не сердился: в чем виноват парень, у которого жизненного опыта, как у амёбы, а мозг занят в основном образовательным процессом? Хороший бесхитростный мальчик, хотя и бойкий, такого не выгнать на улицу без мучений совести. Он чем-то напоминал персонажей Керуака и поэтов-битников, которых Брэндон читал очень давно. Эти парни ездили по стране автостопом и ночевали где придётся, а уж если их при том накормят - это праздник, вообще. И они везде чувствовали себя дома. Не стеснялись открывать чужие шкафы, забираться в чужие кровати, уводить чужих жён: такое было в порядке вещей. Салливана подобная жизнь смущала и привлекала.
Может, лучше было не брать квартиру в кредит, не устраиваться в офис компании, а просто купить себе мотоцикл и колесить по этой огромной стране, выгребая навоз на разных там ранчо и намывая посуду в дешёвых забегаловках? А к старости, если доживет, осесть где-нибудь в Колорадо.
Брэндон со вздохом вернулся из своего параллельного бытия в то, которое было на данный момент реальным.
Он зажмурился и сунул голову под кран.
- С вами все хорошо? - спросил из-за двери Брайан.
- Отлично,- ответил Брэндон, отплевываясь от холодной воды.
- Это был осколок зеркала Снежной Королевы? – продолжил Брайан свои вопросы уже в кухне. Он отполировал свою тарелку, с хрустом поедал из пачки печенье, и сыпал словами с бойкостью студента-гуманитария. - Как вы думаете, какие достопримечательности стоит посмотреть в Нью-Йорке?
- Музей Метрополитен. Центральный парк. Статую Свободы. – автоматически ответил Брэндон. – А что?
- Думаю, куда сходить, пока вы на работе! – жизнерадостно ответил Брайан.
А это был бы хороший вариант, - подумал Брэндон, - если бы он болтался по городу, вместо того, чтобы лазить в квартире по ящикам и шкафам.
Вариант выгнать Брайана он уже не рассматривал.
Какой-то гипноз, не иначе.
Домашний ребенок, уверенный, что кто-то в итоге утешит его и решит все проблемы. Такие как Брайан Джексон не готовы к жизни в реальном мире. Они всегда опаздывают на самолёты, теряют очки, забывают багаж или документы... и находят идиотов, допоздна засиживающихся на работе.
А если бы они не встретились, где Джексон бы ночевал?
Он представил себе, как Брайан, зябко кутаясь в свое куцее пальтишко, шагает один по длинному переходу в метро…
- Кто эта женщина на фотографии? – послышалось из комнаты, и Брендон метнулся туда.
Слава богу, не порножурнал: фотография Сисси.
- Моя сестра.
- Как здорово! - восхитился Брайан, - Похожа на кинозвезду!
Фото было сделано лет восемь назад, в счастливое для Сисси время надежд. Салливан поставил у себя фото в тот день, когда сестра в последний раз резала вены и выжила. Вообще-то он был не склонен хранить изображения родственников.
- Она пробовалась в кино, но неудачно. Сейчас поет в ресторанах.
- Вот бы ее послушать! – простонал Брайан прямо в лицо фотографии – он разглядывал ее на расстоянии десяти сантиметров.
Может быть, это и неплохая идея.
Опершись локтями о столешницу, Брайан согнулся под прямым углом, так что серая футболка с эмблемой университета задралась, открывая кожу над поясом поношенных низко сидящих джинсов.
Пойти в ресторан, а не оставаться с ним в квартире.
- Это можно устроить, - сказал Салливан. – Она меня приглашает с тех пор, как сюда переехала. Недавно звонила, звала.
«Давай встретимся хоть под Рождество! Брэн-дон, мы ведь одна семья».
У него закралась мысль, что Брайан может начать клеиться к Сисси. Нет, это - вряд ли: увидит её и поймёт, что её очарование в основном рукотворное - косметика, платье, духи. Он же - мальчишка, ему должны нравиться юные девочки. Конечно, он не будет к ней клеиться, да и она к нему, на него же без смеха смотреть невозможно.
Брайан выпрямился и облизал губы, глядя близоруко и доверчиво.
- Да, - подытожил Салливан, - Очень хорошая идея.
Они расстались до вечера.
*
Место, где пела Сисси, было вовсе не таким шикарным, как год назад. Джексон в своих джинсах и синем свитере не создавал впечатления диссонанса. Его костюм и галстуки, как он утверждал, улетели в Чикаго в багаже. Сначала британский провинциал любопытно осматривался по сторонам, а когда в круг света вышла Сисси, застыл, устремив в ее сторону восторженный взгляд. Платье блестело. Очевидно, бог не наградил Джексона ни слухом музыкальным, ни вкусом, заключил Брэндон, потому что, сколько ни пела Сисси, он смотрел на нее все так же восхищенно.
«Когда же я научусь не наступать на одни и те же грабли?» - подумал Брэндон, когда Сисси подсела к ним.
Краснея и заикаясь, Брайан рассыпался в комплиментах, настолько нечленораздельных, словно он уже надрался, хотя Брэндон заказал каждому всего-навсего пепси - девственный «Куба либре», как отметил шутник-бармен.
«Такой же девственный, как эта «Куба либре», - рискованно подумал Брэндон, хоть и трезвый был, глядя на брайаново смятение и сияющий взгляд. «И сразу видно, что очки потерял.»
Брайан аж лег грудью на стол, так и тянулся к Сисси. К чудесному ароматному видению, которое маячит в полутьме, размытое близорукостью и молодыми гормонами.
- Дэвид умер, - раздельно проговорил Брэндон, надеясь положить конец безобразию.
- Дэвид? Какой это? – подняла брови Сисси, не затронутая новостью.
Вот так вот. И помнить не помнит мужиков, с которыми спала… Еще и двойные стандарты, - с отвращением отметил Брэндон, добавляя к списку своих грехов. Он-то сам - если девушка не говорит имя, он не спрашивает.
- А, забей, - сказал он и допил пепси-колу.
- Это начальник Брэндона, - сказал паренек с по-молодому цепкой памятью. Его-то упоминание о смерти как-то встряхнуло.
- Ой, - выпрямилась Сисси. – Это у тебя шишка, Брай-ан?
Она бывает очень целеустремленной в том, что не касается работы и прочих скучных практических вещей. Если Сисси чего-то надо, она будет этого добиваться. Идти к этому, как сомнамбула, переступая через смерть, время, расстояния, приличия.
Она протягивает руку вперед – браслет скользит по запястью, отмечая ее движение фальшивым блеском - осторожно касается лба, обходя небольшое фиолетовое пятно с припухлостью, и зарывается пальцами в волосы. Она запускает пальцы в буйные каштановые кудри, до самого основания. Прямо при всех. Брайан подается вперед, навстречу, расплывается в благодарной дрожащей улыбке и громко дышит.
Брэндон сжимает зубы до скрипа и уходит в туалет.
*
Брайан подпрыгнул на месте – рука запуталась в волосах – и беспокойно завертел головой, оглядываясь.
- Ой, да он всегда так, - сказала Сисси. - Не бери в голову.
- По-моему, Брэндон действительно переживает.
- Почему? - осторожно спросила Сисси и отхлебнула своего коктейля.
- Из-за Дэвида. Он ведь с ним дружил?
- Не думаю, что Брэндон вообще с кем-то дружит. У него, по-моему, другие интересы в жизни.
И Сисси задумчиво посмотрела на Брайана, гадая, не относится ли он к этим интересам.
- Всё так странно, - Брайан почесал в затылке и привел свою шевелюру уже в полнейший беспорядок. – Здесь, в Америке.
- Тут не Америка виновата… Да, - резко обернулась Сисси, предвосхищая вопрос подошедшего официанта. – Еще «Кровавую Мэри», пожалуйста… А ты не пьешь? Тебе двадцать один-то есть? Или восемнадцать?
Ее смущала бесхитростность этого экзотичного паренька. Она не только из-за себя, но и за брата переживала.
- Есть, - надулся Брайан. – Просто не пью, и всё, - сказал он из солидарности с Брэндоном, отличным человеком (какие бы у него ни были секреты).
- Прости, сцена зовет.
После пары коктейлей на выпитый ранее бренди мисс Салливан действительно хотелось петь. Точнее, она больше не видела к этому препятствий.
- …Ты же хочешь вновь услышать этот голос умирающего котенка?
Официант поставил бокал на стол.
- Можешь пока попробовать. Вкусно.
Сисси засмеялась и широким уверенным шагом, задевая столы, двинулась к микрофону.
*
Сестра. Незнакомый парень, с виду подросток. Никому лучше не знать, под какие фантазии Брэндон дрочил в туалете. Он старался сделать так, чтобы хоть кровосмешения там не было – но кончить получилось только от этого.
«I am dreaming of a white Christmas!» - донеслось из динамиков, транслировавших музыку из зала в туалет. Сисси распелась, в смысле, вошла во вкус. Брэндон озабоченно проверил отражение в зеркале и вышел наружу, навстречу дальнейшим испытаниям. Еще недавно перспектива утихомиривать пьяную сестру его ужаснула бы, но сейчас она показалась меньшим из зол.
Хорошо еще, что повезло поймать на заснеженной улице такси. В метро Сисси была нетранспортабельна. Но и в машине размещение напомнило старую логическую задачу про волка, козу и кочан капусты. Коза и кочан с подозрительной готовностью заняли места сзади. Такси, меся колесами снег, поползло вперед, в снежную темноту. Радио славило вездесущее Белое Рождество, заглушая любые подозрительные шумы, стон ли, шорох ли платья, вжиканье молнии. Сплелись вместе, она оседлала его, подхватила под затылок, прижала в тихом, жадном поцелуе. Ничего этого в зеркало заднего вида было не видно.
Волк, не стерпев, оглянулся. Сисси дремала, положив голову Брайану на плечо. Тот смотрел в окно.
Юный Брайан побаивался буйных во хмелю женщин. К тому же, запах алкоголя и тяжесть душистой кудрявой головки на плече разбудили воспоминания о страшных ошибках, которые он успел допустить. Если бы он так позорно не оговорился! Если бы он мог после этого подойти к Ребекке! Нет, никогда… Сейчас он даже не знал, о какой оговорке сожалел больше – о той, когда, обнимая девушку, ошибся именем, или когда в решающей игре подставил свою команду. Как бы ни было, он заслуживает добровольного изгнания.
Погрузившись в меланхолию, Брайан едва заметил, как машина остановилась. Салливан заботливо выгреб сестру из машины и проводил ее до двери подъезда. Он даже не полюбопытствовал, у кого Сисси остановилась в этот раз.
Вернувшись, он занял ее место на заднем сидении, потер лицо рукой, назвал свой адрес.
- Как же я устал от всего этого, - тихо сказал он через некоторое время.
- Да, алкоголизм у женщины - это хуже нет, - убежденно поддержал разговор Брайан, повторяя мнение своей матушки, которое полностью разделял.
Брэндон положил руку ему на коленку. Мрачные мысли мигом вылетели из брайановой головы, вытесненные абсолютным недоумением. Всю оставшуюся дорогу Брайан разглядывал бледную длиннопалую руку так, словно раньше никогда человеческих рук не видел – и запомнил ее во всех подробностях. Один раз он отважился поднять взгляд на лицо. Брэндон сидел с закрытыми глазами и выглядел очень усталым. И даже так, словно у него что-то болело.
Больше ничего необычного не случилось.
*
- Я все-таки лягу на кровати, - сказал Брэндон.
-Да, конечно! – подпрыгнул его гость. – Извини!
Может, у него спина болит после вчерашней ночевки на диване, с раскаянием подумал Брайан. Он вообще не очень здоровым выглядит. Может, он как мама – та только на специальном матрасе может спать, иначе поясница разламывается.
- Как ты себя чувствуешь? – забеспокоился Брайан. – У тебя что-то вид усталый. Может тебе чаю? Или в магазин за чем-нибудь сбегать? Или в аптеку? – заметался он, как молодой олень в свете фар.
- Спасибо, не стоит, - и Салливан исчез в спальне.
А Брайану не спалось. Он заварил чай, осторожно заглянул в спальню. Там лампа горела, хозяин читал какой-то журнал.
- Ты не спишь? Я тебе чаю принес.
Брэндон вскинул голову.
Это неудобно, когда человек, мало что ничего не отвечает, так еще и расплывается бледным пятном. Без очков-то как плохо. Брайан поставил чай на тумбочку и присел на край кровати.
- У тебя температуры нет? – потянулся он ко лбу.
Но промахнулся и оперся ладонью о подушку – Брэндон быстрым и точным движением придвинул его к себе, запустив пальцы в волосы на затылке. От удивления Брайан оторопел. Секунды они глядели друг другу в глаза, очень близко, Брайан глядел в сероватое, каменное лицо, пока оно не изменилось, не пошло судорогой, будто каменная плита треснула изнутри от землетрясения, тряхнуло кровать, Брайан моргнул, рука, скользнув по шее, сползла вниз по плечу.
- Что?.. – спросил он, тихо-тихо, потому что лицо у Брэндона разгладилось, глаза закрылись, будто он сразу, наконец, уснул. Губы его едва шевельнулись:
- Лучше не спрашивай.
И Брайан тихо выкрался наружу, выключив за собой свет, рассеянно трогая затылок на ходу. Он зажег торшер в гостиной, принес себе чая, достал из рюкзака Сэлинджера и завалился на диван с книжкой и чаем с печеньем. Почти как дома.
*
С утра светило солнце, и уже оказалось можно лететь.
- Спасибо! – говорил Брайан. – Брэндон, ты меня очень, очень, очень выручил. Я буду тебе писать! Я ведь знаю адрес.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 ivor seghers
Фэндом: Стыд, Попасть в Десятку (кроссовер)
Основные персонажи: Брэндан Салливан, Брайан Джексон
Пэйринг или персонажи: Брэндан/Брайан
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика
Размер: 3051 слово


В отличие от собеседования в университет, собеседование на работу, как казалось Брайну, проходило просто ужасно…
Брайан честно готовился, сотню раз все проговорил и прокручивал в голове все варианты. Возможно, все бы прошло и без лишнего стресса, если бы не начальник, поведение которого то и дело выбивало парня из колеи.
Брэндон Салливан внимательно слушает его, не перебивая, но при этом смотрит на него так, что сам Брайан понятия не имеет куда смотреть. Юноша, который не один день готовился к этому собеседованию, сам не замечает, как на него понемногу накатывает волнение под этим тяжелым взглядом и как он слишком сильно начинает сжимать края папки, что лежит у него на коленях.
- И именно поэтому для меня было бы честью работать в вашей компании, - заключает он, запнувшись под конец. После того, как юноша резко замолкает после последней реплики, в офисе воцаряется идеальная тишина. Секунда, вторая… Брайан не сразу решается поднять взгляд на мужчину, но когда поднимает, то у него словно мурашки пробегают по коже. Брэндон, уверенно откинувшись на спинку массивного кожаного кресла и положив руки перед собой на стол, смотрит на юношу так пристально, что тот еле подавляет желание немедленно подняться и выйти из офиса.
- Пусть даже если речь идет всего лишь о должности курьера? - лаконично замечает Салливан, на губах которого играет едва заметная улыбка.
- Даже так, – соглашается Брайан, по привычке поправляя очки с роговой оправой на носу. – Совмещать учебу с полноценной работой очень сложно, поэтому должность обычного курьера меня более чем устраивает. Гибкий график, удобное расположение, к тому же это замечательная возможность попробовать себя в новой области и завести нужные контакты в сфере, в которой в дальнейшем я хотел бы реализовать себя как специалист.
Мальчишка произносит заготовленную заранее речь настолько быстро и четко, что Брэндон не сомневается, что тот прорепетировал свой монолог дома перед зеркалом раз двадцать. Можно бы подколоть его по этому поводу, но Салливан сдерживается. Этот парень ему нравится, поэтому причин вставлять в разговоре ему палки в колеса он не видит, зато видит немало причин взять его на работу.
- Что ж, - после небольшой паузы произносит Брэндон и, словно желая потянуть время, он собирает в папку разложенные на его столе бумаги: резюме Джексона, его биографию на нескольких листах, список достижений и справки. Делает он это с поразительным спокойствием, намеренно игнорируя волнение мальчишки, который хоть и старается вести себя сдержанно, начинает нервно покусывать губы.
- Думаю, что вы нам подходите, - Салливан выносит наконец-таки вердикт и, поднявшись, протягивает руку молодому человеку, на лице которого тут же расцветает счастливая улыбка. – Мэрианн выдаст вам ваше расписание, а также посвятит во все детали. Договор об устройстве на работу вы также подпишите у нее. Надеюсь увидеть вас завтра утром, - после затянувшегося рукопожатия Брэндон убирает руку не сразу, какое-то время он еще сжимает ладонь юноши, смотря прямо в его глаза, отчего Брайан в который раз чувствует себя неловко, причем отпускает Джексона лишь когда он покидает кабинет своего нового начальника.

Если бы Брайн знал, какие мысли вертятся в голове Салливана на его счет, то он развернулся бы еще во время собеседования и вылетел бы пулей из его офиса. Впрочем, можно было бы и догадаться, ибо Брэндон то и дело бросал на своего нового курьера недвусмысленные взгляды.
Вот только сам мальчишка, похоже, не особо понимал, что конкретно от него хотят. Начальник казался ему своеобразным, немного пугающим, поэтому Брайан старался держаться от него на расстоянии, не понимая и искренне не замечая, что с ним пытаются флиртовать.

Сидя в своем офисе, Салливан не сразу замечает негромкий стук в дверь. Тут же подняв глаза, он прислушивается и делает звук на компьютере еще тише (хотя казалось, что тише уже некуда) и, свернув окно с порно, он захлопывает крышку ноутбука.
Подойдя к двери, он поворачивает ключ. Посетителем оказывается ни кто иной, как его новый работник, который застенчиво стоит у двери, не решаясь перешагнуть порог без приглашения.
- Доброе утро, мистер Салливан, - приветливо улыбается Брайан, поправляя очки, и тут же склоняется над стопкой конвертов поверх которой лежит листок с какими-то пометками.
- Вам два письма от ваших деловых партнеров, счета, сообщение от вашей сестры, - Брайан читает список не поднимая головы, поэтому не видит, как Брэндон хмурится при упоминании последней. – А также этот пакет документов, - закончив, он протягивает бумаги Брэндону, который ненавязчиво касается пальцами руки парня, слегка поглаживая.
- Спасибо, - отвечает он, внимательно смотря на юношу. Брэндон умеет смотреть так, что ни одна женщина не может отвести взгляд: вот только парень от этого взгляда явно теряется. Что в какой-то степени даже забавляет мужчину.
- Если вам нужно отвезти какие-то посылки, то я мог бы зайти к вам после обеда, мне сейчас нужно в университет, - желая хоть как-то избавиться от неприятной тишины, предлагает юноша. Нервным жестом он поправляет на плече сумку с учебниками.
- Не стоит, лучше зайди послезавтра, - просит его Брэндон и тут же досадует, что не назначил встречу на сегодня. После обеда у него правда нет поручений для мальчишки, но можно было бы и что-то придумать, чтобы выманить его на чашку кофе. Это для начала.
- Тогда… до встречи? – все так же мягко улыбается парень и Брэндон, кивает ему напоследок, вновь возвращается в свой кабинет, опять закрываясь на ключ.
Даже не взглянув на принесенные письма, он неаккуратно бросает их на стол и возвращается к ноутбуку. Если бы его начальство узнало, что в самый разгар рабочего дня вместо того, чтобы заниматься делом, Брэндон смотрит гей-порно, то ему пришлось бы собирать вещи.
Впрочем, даже если бы он и работал до этого все утра, короткая встреча с Брайаном все равно уводит его мысли в сторону и Брэндон чувствует, что ему просто необходимо сделать перерыв.

Мальчишка появляется ровно через день, как и обещал. В дверь он стучится все также робко, словно боясь побеспокоить хозяина кабинета.
В этот раз Брэндон не заставляет Джексона топтаться на пороге. Поздоровавшись, он приобнимает юношу за плечи и проводит внутрь, закрывая за ними дверь.
- Как твои успехи в университете? – спрашивает он. Подойдя к столу, он делает парню знак присесть.
- Как всегда хорошо, - отвечает он с уже знакомой улыбкой и Брэндон в который раз подмечает, что улыбка у парня действительно потрясающая. – Пока что даже умудряюсь неплохо совмещать учебу с работой, - неловко шутит он. Видя это Брэндон задается вопросом: то ли парень всегда такой застенчивый, то ли он просто неловко чувствует себя в офисе. Если первое, то с застенчивостью Брайана надо что-то делать. И чем скорее, тем лучше.
- Хочешь кофе? – спрашивает мужчина и, словно уже заранее знает ответ, он делает шаг в сторону двери и Брайан соглашается. Не потому что хочет, а скорее потому что, как ему кажется, отказать было бы просто невежливо. Передав просьбу секретарше, Брэндон вновь возвращается к своему подопечному, уже намереваясь произнести какую-нибудь из своих заготовок, но Брайан заговаривает первым.
- Что мне сегодня отвести? И куда?
- Ты так сильно хочешь поскорее уйти?
- Нет, я не тороплюсь, просто интересно, - пожимает тот плечами и демонстративно поудобнее устраивается на стуле: вот, он никуда не спешит.
- Тебе нужно будет отправить две посылки по почте, а затем завести этот пакет в главный офис, - Брэндон достает из ящика рабочего стола заранее заготовленные конверты и кладет их перед юношей, который тут же нагибается вперед, чтобы прочесть адреса. Брайн, пытаясь прочитать что-то без очков, сильно жмурится и забавно поджимает губы, что вызывает на лице Брэндона неуловимую улыбку.
- Я думаю, что у тебя это займет не больше часа, - произносит Брэндон, все также пристально рассматривая профиль парня. У Брайана поразительно бледная кожа, на которой эффектно смотрятся его веснушки и у Брэндона возникает мысль есть ли веснушки на этих худых плечах и спине… Он бы с удовольствием раздел Брайана чтобы проверить – именно это он сейчас и делает глазами – но юноша словно намеренно не поднимает взгляда, что-то высматривая, что вызывает у Салливана легкое недоумение.
- У меня нет пар сегодня, так что ничего страшного, - отзывается юноша и, забывает, что хотел добавить, когда наконец-таки встречается взглядом с мужчиной.
Тишину прерывает стук в дверь и Марионн входит, держа в руках две чашки кофе.
- Приятный бонус к работе, - улыбается Брайан. Когда девушка выходит и юноша делает аккуратный глоток. Кофе горячий, так что по телу пробегает приятная волна тепла и Джексон, поставив кружку на стол, стягивает шарф, в то время как Брэндон внимательно следит за его движениями, а потом еще несколько секунд не может отвести взгляд от бледной шеи.
- Раз ты никуда не торопишься, то мы можем побеседовать, - Брэндон усаживает в кресло напротив и берет свою кружку. – Я считаю, чтобы выстроить хорошие отношения с сотрудниками, стоит знать о них побольше, ты так не думаешь? – на реплику Брэндона Брайан автоматически кивает. – Поэтому я был бы рад узнать о тебе побольше. На каком отделении ты учишься?
- Английская литература.
- А курс?
- Второй.
- Живешь отдельно от родителей?
- Да, переехал из маленького городка… Поэтому и ищу работу.
Выходит Брайан из офиса примерно через полчаса. После общения тет-а-тет Салливан уже не кажется таким пугающим. Своеобразным, но не таким пугающим как ему виделось поначалу. Брайан мог бы даже назвать его располагающим.

Дальнейшее их сотрудничество перерастает даже в своеобразную дружбу. Иногда Брайан находит несколько дополнительных минут, чтобы заскочить в офис пораньше и поделиться последними новостями, все чаще он задерживается на кофе, считая, что контакт налаживается.
Общество парня Брэндону нравится и он с удовольствием слушает его. Вот только он готов выть от досады из-за того, что Брайан умудряется игнорировать все его отработанные приемы по соблазнению.
Брэндон не помнит, когда в его практике в последний раз ему кто-то отказывал, но Брайан Джексон – это что-то. Он мог бы давно бросить эту затею и переключиться на кого-то еще.
Но вот только чем дольше он знает этого мальчишку, тем сильнее он его хочет. А Брэндон привык брать то, что ему нравится.
Брайан не имеющий никакого опыта отношений и совсем не ожидающий ухаживаний от мужчины, сначала искренне не понимает значения ни этих взглядов, ни этих прикосновений, ни намеков. В какой-то момент у него все же закрадывается мысль к чему ведет Брэндон и мысль о том, что он может быть симпатичен другому мужчине кажется… нет, не неприятной, скорее просто странной.

Он как-то даже думает спросить Брэндона об этом вслух, когда они сидят в баре после работы.
Брайан, никогда не умевший пить, сейчас что-то громко тараторит, активно жестикулируя. Брэндон слушает его лишь в пол уха, думая о том, что затащить Брайана в постель, пока тот в таком убитом состоянии было бы просто идеально.
- У тебя есть девушка? – внезапно перебивает его Брэндон. И Брайан резко замолкает, теряя нить разговора.
- Нет, - честно признается он, после секундной заминки.
- А парень? – продолжает Брэндон, протягивая руку через стол и аккуратно касаясь ладони Брайана. Тот переводит взгляд на свою ладонь, которую сейчас аккуратно поглаживают пальцы мужчины, вычерчивая какой-то замысловатый узор, но руку все же не убирает.
- Нет, - после еще более долгой паузы отвечает он, нервно сглатывая.
Брайан всегда засматривался на девушек. После поступления в университет, где к отношениям относились свободнее чем в его городке, он, после нескольких неудач как-то пару раз задумывался о парнях… но не всерьез. Если только раз. Или два.
Наверное стоит убрать руку, разобраться во всем прямо сейчас и объяснить Брэндону, что он не… Вот только Брайан не двигается и, кажется, забывает как дышать, когда пальцы мужчины скользят выше к его запястью, нежно касаясь тонкой кожи…
Брайан не замечает как нервно сглатывает и это неловкая реакция нравится мужчине, который в отличие от своего собеседника абсолютно трезв. И этим преимуществом он е может не воспользоваться.
Внезапно убрав руку, мужчина поднимается и, подхватив Брайана под локоть, тянет его за собой в сторону уборной.
Игнорируя стоящего у двери мужчину, он резко толкает Брайана в первую открытую кабинку и, резко вжав его в стену, целует, не давая возможности отстраниться или оттолкнуть. Надавливая одной рукой на плечо, пальцами второй руки он зарывается в густые волосы Брайана, заставляя того податься чуть вперед и углубляет поцелуй, вырывая у юноши, который уже не отдает себя отчета в происходящем, глухой стон.
Брайана еще никто так не целовал: так уверенно и чувственно. Брэндон знает, что делать и он готов поспорить на что угодно, что мальчишке нравится.
Брайан вновь стонет, чувствуя приятное головокружение и слабость в ногах, но не предпринимает попыток оттолкнуть мужчину. Вместо этого он вцепляется в края его рубашки, сжимая ткань в кулаках.
Стоит притормозить, стоит подумать о том, как он будет смотреть начальнику в глаза, стоит подумать о том, как стыдно будет завтра…
Брайан резко распахивает глаза, когда Брэндон от него все же отстраняется, и тяжело хватает ртом воздух.
- Разве не ты мне говорил, что хочешь знать все? – выдыхает Брэндон в его губы и, не давая Брайану передышки, припадает к его шее, оставляя один засос на самом видном месте, а затем и второй. – Разве пробовать новое не интересно?
Юноша ничего не отвечает: он лишь вздрагивает в его руках, извиваясь и в какой-то момент он прижимается к Брэндону так тесно, что тот ощущает, как в бедро ему упирается член парня.
Впрочем Салливан, который уже сотню раз представлял как и в каких позах оттрахает Брайана, вместо того, чтобы развернуть парня к себе спиной и взять прямо сейчас, опускается перед ним на колени, быстрыми движениями расстегивая его брюки. Движение четкие, уверенные. Обхватив пальцами член парня, Брэндон несколько раз проводит по нему рукой, вырывая у Брайана настолько развратный стон, что когда мужчина на секунду поднимает взгляд, ему даже не верится, что перед ним стоит все тот же тихоня. Брайан, который понятия не имеет что делать и как реагировать, упирается одной рукой в стену, в то время как вторая рука оказывается на затылке мужчине. Издав похожий на рычание звук, Брэндон резко мотает головой и, взяв руку Брайна, отводит его в сторону, заставляя также упереться в стену. Нет, он оттрахает этого мальчишку. Если не в этот раз, то в следующий обязательно.
Все также не убирая руку, мужчина подается вперед, обхватывая губами головку члена парня и ловко проводит языком по уздечке, заставляя юношу вздрогнуть. Брэндон не думал, что Брайан с его-то внешностью мог иметь скудный опыт в секс или мог не иметь опыта вообще, но скованные и неуверенные движения парня более красноречивы.
Положив руки на бедра парня и сжав пальцы, Брэндон принимается ритмично двигаться, то вбирая глубже, то останавливаясь, чтобы пройтись языком вдоль члена, лаская каждую венку, или несколько раз пройтись рукой. Реакция Брайана ему более чем нравится. Брэндон всегда доставлял удовольствие всем своим партнерам, но этот мальчишка стонет так, что у самого Салливана просто сносит крышу.
На секунду отстранившись, Брэндон проводит языком по внутренней стороне бедра, вырывая у парня очередной дурманящий стон, и вновь берет его член в рот, продолжая ритмично двигаться. Впрочем, длилтся это недолго. Запрокинув голову, юноша вздрагивает, замирая на пару секунд в оргазме. Через мгновение на тело наваливается такая приятная усталость, что юноша еле удается устоять на ногах. Брэндон, поднявшись, достет из кармана платок, куда сплевывает сперму, и, вытерев губы, кидает его в урну. Этого мало, чертовски мало. Но Брайан, кажется толком и не осознавший, что произошло, уже начинает поправлять на себе одежду, все еще пытаясь отдышаться.
Брэндон мог бы уговорить его на секс, прямо здесь и сейчас или же дома через полчаса. Но то ли потерянный вид парня, то ли сложившиеся обстоятельства заставляют его притормозить. Брэндон без зазрения совести всегда пользовался своим обаянием, без всякого стыда он мог бы затащить ничего не соображающего из-за алкоголя парня в койку, но… не сегодня. Брэндон не помнит, когда так долго медлил в плане не секса и не торопил события, не помнит, когда находил человека, ради которого он готов был упорно ждать. Со дня знакомства с Брайном Брэндон все же не ограничивал себя в сексе, но каждый раз мысленно возвращался к этому мальчишке, который все не шел из его головы.
Он понятия не имеет, что было в этом парне особенного, понятия не имеет почему не бросил эту дурацкую идею с соблазнением студента, понятия не имеет, почему каждый раз ждал очередной встречи и… понятия не имеет, почему добившись желаемого (хоть и частично), не хочет расходиться с мальчишкой, как делал до этого со всеми, с кем переспал. Просто сейчас неподходящий момент, убеждает себя Брэндон, не более.
Дождавшись, пока Брайан, который все никак не поднимал на мужчину взгляда, придет себя в порядок, Брэндон положив ему руку на затылок, резко дернгает на себя. Быстро поцеловав Брайана в губы, он также резко отстраняется и потянет парня за сбой к выходу.

Брайан не особо помнил как Брэндон усадил его в такси, тогда он даже не подивился тому, что Салливан знает адрес его общежития, который был указан в его личном деле. Не особо помнил, как он дошел до своей комнаты и рухнул на кровать. Зато он наверное никогда не забудет как стыдно ему было приходить на следующий день на работу.
В тот день Брайн впервые за все время опоздал. Не потому что где-то задержался или не рассчитал время, а потому что шел к офису слишком медленно и даже обошел здание пару раз, желая потянуть время и отстрочить неловкий момент.
В кабинет он проходит совсем тихо, стараясь смотреть куда угодно, только не на Брэндона, который ведет себя более чем естественно, словно вчера ничего не произошло.
Разговор получается каким-то сухим: еще письма, еще адреса, еще посылки. От внимания Брэндона не укрывается, что Брайан то и дело теребит шарф, под которым скрываются следы вчерашних засосов, стоит лишь сдвинуть ткань немного в сторону…
Парень уже разворачивается, чтобы уйти, но Брэндон его окликает:
- Брайан. Присядь на секунду.
- Зачем? – юноша не подходит ближе, но и пытается как можно скорее ускользнуть из кабинета.
- Насчет вчерашнего…
Брайан тут же отводит взгляд куда-то в сторону и сжимает коверты в руках чуть сильнее.
- Я практически ничего не помню, большую часть, - врет он, прекрасно осознавая как нелепо и неправдоподобно это звучит. Если бы он на самом деле не помнил, то ему не было бы стыдно. Вот только стыдно за что именно? За то что потерял контроль над собой? За то что был совсем не против? За то что ему понравилось? Признаться в последнем, кажется, сложнее всего.
Впрочем сам Брэндон это никак не комментирует. Поднявшись из-за стола, он подходит к парню вплотную.
- Раз ты ничего не помнишь, то может сходим куда-нибудь? Как насчет выпить завтра часов в пять?
На этот раз Брайан не отводит взгляда. Он смотрит прямо в глаза мужчины, который вчера просто перевернул его мир с ног на голову.
- В пять мне удобно, - наконец-таки взвесив все, отвечает Брайан.
Губы Брэндона растягиваются в довольной улыбке.
Подцепив пальцами подбородок парня, он подается вперед, ненавязчиво целуя парня.
- Тогда договорились.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Подарок для

 G. Addams
Название: Лунная миля.
Фандом: X-men, замаскированный под РПС
Персонажи: Майкл Фассбендер, Джеймс Маквой и др.
Рейтинг: Низкий.
Саммари + жанр: Псевдоисторическая история из жизни нескольких дней Чикаго 30-х годов. АУ, слеш, романтика, намеки на экшен, (10 400 слов).
Подарок для G. Addams, которая хотела авторский фик, желательно АУ (в приоритете детектив, фантастика, исторические АУ, а за тему с мафиозной Америкой двадцатых), приключения, романс, юмор. IC. Рейтинг любой.
Предупреждение: Не бечено. Если вам что-то показалось, скорее всего вам не показалось. Песня, которую поет Энн-Мари - Moon River, да, она была написана в 1961г., но мне показалось уместным включить ее в текст.

Глаза у Энн-Мари были, как темные камни, окатанные водой. В оправе тяжелых век они влажно блестели, и нельзя было понять, что за чувства скрываются за прибоем ресниц. Иногда Майклу думалось, что он мог бы смотреть в эту темную глубину бесконечно: Энн-Мари знала ответы на все вопросы и молчала о всех тайнах мира, словно платили ей за это, а не за исполнение «Джуди» на маленькой сцене «Лунной мили». Какое-то время Майклу даже казалось, что он влюблен и готов на решительные шаги, но Энн-Мари деликатно дала понять, что любит в этой жизни только крупный жемчуг, маленькие сумочки и своего работодателя. Последнее было особенно обидным, потому что таким девушкам следовало бы любить хороших парней, а Джеймс Макэвой хорошим парнем не был. А был – муншайнером* и постоянной головной болью.
- Тебе не говорили, что девушкам нужно чуть больше внимания, чем строчкам меню? – Энн-Мари приподняла тонкую бровь, не выказывая этим неудовольствия, а всего лишь обозначая свое присутствие.
Майкл извиняющее улыбнулся, отодвигая от себя тонкую папку:
- Прости, дорогая, но мне одному кажется странным, что в «Миле» целых двенадцать наименований лимонада?
- Людям нравится сладкое, - пожала плечами девушка.
- Тогда они могли бы обойтись здешним репертуаром. Что может быть слаще твоих песен - безе, залитое шоколадным сиропом?
- Если бы я знала тебя хуже, я бы решила, что ты пытаешься меня обидеть. - Энн-Мари затушила сигарету в круглой пепельнице и вздохнула, - что случилось?
- Ничего. Прекрасное окончание прекрасного дня. Если отметить его бокалом лимонной шипучки, он окончательно скатится в абсолютное торжествующее великолепие.
- В меню есть виноградный сок.
- Который лучше было бы называть обычным самогоном. Знаешь, когда-нибудь градус алкоголя в этих чудесных коктейлях превысит полпроцента, и я посажу Джеймса на долгие, долгие годы туда, где из сладостей будет только воспоминание о твоей красоте. – Майкл откинулся на спинку дивана, в раздражении вытащил пачку сигарет и закурил. Это раздражение, может быть, было и лучше ярости, в которой он варился всю последнюю неделю, но не намного. Энн-Мари смотрела на него внимательно и сочувственно, задеть ее было не просто.
В «Миле» было многолюдно: этим вечером обещали новый джаз-банд. На сцене расставляли инструменты, а рядом заполнялись последние свободные места. Тут, вокруг полукруглого подиума, всегда было не протолкнуться: столики чуть ли касались друг друга хвостами скатертей, диваны перекрывали проходы так, что официанткам приходилось протискиваться между ними, и скрип кожи перекрывал иногда джазовые пассажи. Тут всегда было слишком накурено, слишком шумно. Слишком много людей, а на них у Майкла и в лучше дни редко хватало терпения. Но, как бы ему не хотелось устроиться где-нибудь у стены под покровом тусклого света газовых ламп, это получалось у него редко. Макэвой, кажется, дал инструкции каждому из персонала клуба, куда и как рассаживать постоянных клиентов. Майкла всегда препровождали на диван сбоку от сцены. Отличное место: музыканты, как на ладони, и сам он виден всем. Любуйтесь - офицер полиции в клубе, где – теперь-то вы верите? – нет ни капли алкоголя.
У Майкла заныло в висках. Зачем он сюда ходит? Можно же выбрать другое место, где-нибудь поближе к дому, где, в конце концов, можно поужинать чем-то кроме канапе с оливками.
- Майкл, обещал тебя арестовать. – Голос Энн-Мари вдруг наполнился теплом.
- Он обещает это каждый раз, как заходит в «Милю». Возможно, это какой-то ритуал, как колыбельная на ночь. Офицер Фассбендер, я вам снюсь?
Майкл нехотя поднял глаза. Конечно, великолепие этого дня не было бы полным без Макэвоя, который стоял у столика, образовавшись из блеска огней и сигаретного дыма. Черный смокинг, белая рубашка, бабочка с острыми уголками на шее, бриолин и ослепительная улыбка, - Джеймса Макэвоя можно было принять за студента или юного поэта, настолько полон он был яркого бессмысленного обаяния.
- Не беру работу на дом, – сухо ответил Майкл.
- Тебя так долго не было, что я бы не удивился обратному, - Джеймс улыбнулся и театрально продекламировал, - Nuair a imíonn an leann, imíonn an greann.*
Майкл не удержался от усмешки:
- Не знаю, кто учил тебя ирландскому, Макэвой, но суть ты уловил: нет выпивки – нет веселья.
- Вот как? Мне сказали, что это витиеватое приветствие в духе Кухулина, - Джеймс покраснел, на щеки выплеснуло неровные кляксы малинового румянца. Даже странно, такой очаровательный во всем, Джеймс краснел на редкость некрасиво. Румянец мгновенно добавлял в облик какой-то странной лихорадочности, и сразу становилось понятно, - нет, перед вами не скучающий молодой повеса, а кто-то из тех, чье неудовольствие дорого вам обойдется. Он с удивлением опустил взгляд на свое запястье, которое сжала Энн-Мари. Она задержала там свои пальцы на пару секунд, а потом отняла и легко похлопала ими по столу.
- Хватит, мало того, что Майкл сегодня того гляди укусит, так еще и ты…
- Прости, но ты знаешь, как я люблю сюрпризы, хотелось удивить нашего доблестного детектива языковыми познаниями, а получилось такая ерунда, - Джеймс беспечно пожал плечами, но линия этих плеч так и осталась напряженной.
- Ты меня удивил, - честно признался Майкл. Сквозь дымные завитки все вокруг словно чуть плыло, смешиваясь контурами и красками, становилось нереальным, как сон, и только лишь Макэвой казался до нелепости ярким.
Джеймс бросил на него быстрый взгляд, заметно расслабляясь.
- На счет веселья, у меня в кабинете есть неплохой виски. Конечно, только для личного пользования.
- Как же джаз-бенд и двенадцать сортов лимонада?
- Глупости - этот ваш лимонад, а, если тебе захочется джаза, я заплачу музыкантам за еще одно выступление. Энни, ты с нами?
Энн-Мари отрицательно покачала головой, опустила ресницы. Майклу всегда казалось, что так она прячет от него какой-то секрет, знание которого сильно облегчило бы ему жизнь. Но спросить о нем он раз за разом не решался.

Кабинет у Макэвоя располагался на втором этаже в угловой комнате. Окна здесь всегда были зашторены тяжелыми синими портьерами, огромный стол с мраморной столешницей завален бумагами, придавленными разнообразными пресс-папье. Тут был даже бронзовый носорог и Эйфелева башня.
- Джеймс, ты мне ничего не должен.
- Не понимаю, о чем ты. - Джеймс вытащил откуда-то поднос с бутылками, устроил его на краю стола. Повертел в руках серебряную сахарницу, – может быть, абсент?
- Нет, у меня от этой дряни голова болит. И все ты понимаешь.
- Ты тоже.
Майкл сделал большой глоток виски. Просто удивительно, как много неловкостей можно избежать, если научится вовремя замолкать. У Майкла это всегда выходило так себе.
Макэвой смотрел на него, не отрываясь, словно яд в стакан подсыпал и теперь ждал, когда же тот подействует. Чувствовал ли Майкл себя отравленным? – О да. Пять лет как. Именно тогда ему в руки попало дело Джеймса Макэвоя, которого обвиняли в незаконной торговле спиртным. Папка с делом была тонкая, история скучная: родители Джеймса умерли, оставив ему небольшую забегаловку на Южном берегу*. Двадцатитрехлетний Джеймс превратил ее в музыкальное кафе, платил любому, способному бряцать на рояле что-то позажигательнее церковных псалмов. Стал проводить танцевальные марафоны, где на главный приз можно было купить разве что новые туфли. Но «Лунная миля» быстро набрала популярность из-за дешевизны, музыки и девиц, отплясывающих так, что видны были нижние юбки. Спиртное в «Миле» не продавали, в этом Майкл убедился за пару дней. Просто кто-то в полиции решил вытрясти из Макэвоя отступные. Майкл дело закрыл, пять лет назад он был идеалистом и дураком. Кем же он был сейчас?
- Я смотрю «Миля» превращается в спикизи** твоими стараниями.
Джеймс молчал, тянул паузу. В этом молчании чувствовалась досада, но слабая, привычная, приправленная мягкой насмешкой. Мол, ладно, давай сделаем вид, что ничего не происходит. Снова.
- Слышишь музыку? – Джеймс развел руки, чуть не выплеснув полстакана на пол, - Бармену нужно кричать, чтоб он разобрал заказ. Какие уж тут тайные продажи?
- Гло, ворт***, - все новые названия в меню, а им бы в винную карту. Ты ходишь по краю.
- Танцевальные марафоны уходят в прошлое, будущее за джазом, бурлеском, большими огнями, синематографом, в конце концов. Но все это требует денег, которых не заработаешь чаем и ситро. Ты и сам знаешь, что закон Волстеда**** не вечен, еще год другой и его изменят к чертям. Разве это не самая большая глупость – запрещать мужчине выпить после трудового дня?
- Так подожди эти год-два, не лезь в сточные канавы! Чистым из них не выберешься! – Майкл сжал зубы, почти потухшая ярость колыхнулась внутри.
Джеймс хлопнул донцем стакана по мраморной столешнице, рваными движениями начал стягивать бабочку с шеи. Голос его тоже звучал рвано, неровно:
- Мне в Рай уж точно не попасть, тебе ли не знать? Или, да, мы же не говорим об этом! Запретная тема, одна из тех, что годится лишь для сточных канав!
- Не драматизируй, - Майкл в панике подумал, что пристрелил бы Макэвоя, если бы мог успеть вытащить пистолет раньше, чем тот скажет…
- Я влюблен в тебя, нимб мне не светит. Отличный, кстати, каламбур.
- Так. Ладно. Спасибо за виски. – Майкл начал подниматься из кресла. Хотел уйти, не оглядываясь, - лучший был бы вариант, но Джеймс слабо рассмеялся, и взгляд невольно зацепился за него, прикипел. До зубовного скрежета бесило, что Макэвой даже не думал выполнять обещание, которое дал когда-то: больше не говорить этих слов. Тогда, пять лет назад, он, мальчишка еще совсем, с какого-то перепугу решил, что офицер полиции – Майкл Фассбендер – предел его эротических фантазий. Майкл не отнесся к этому серьезно: про содомию он слышал, но не верил, ведь дурость какая-то, годиться только для древних греков. И куда это его привело? - Как лемминга к берегам океана, на лунную милю без конца и края.
- Кажется, у меня сегодня тоже плохой день, - Джеймс оборвал смех коротким вздохом. Стоял у стола, сжимал в руке бабочку. В открывшемся вырезе на горле расползались малиновые пятна. – Что случилось у тебя? Давай, Майкл, ты просто так не приходишь.
Майкл вытащил сигарету, закурил, не торопясь. Ему требовалось время, чтобы собраться после подобных эскапад. Вот Джеймсу это было ни к чему, он менялся в секунду: только что стоял расхристанной психеей, блестел глазами, губами алел, а через миг, куда все делось? Закрылся, захолодел. Майкл не признался бы, но всегда испытывал сожаление от такого перехода, словно раз за разом терял что-то.
- Помнишь дело Тода Уокса? Газеты неделю надрывались, обвиняя полицию во всех грехах.
- Это тот самый, что повесился в камере, а перед этим написал своей кровью: «Я слишком много болтал»?
- Вчера кто-то убил его жену и троих детей. Младшему из них было четыре года. Я говорю «кто-то» лишь потому, что не знаю имя исполнителя. Заказчик известен – Уильям Бобби Мундро, у него Уокс подрабатывал бухгалтером, и на него собирался давать показания. Тебе Мундро, наверняка, больше известен под именем Красный Флетчер, его банда охраняла караваны со спиртным, которые идут сюда, на Южный берег, к пивным королям здешней коски. Кстати, кому из них ты руку пожимаешь, покупая спирт: Торрио или Капоне?
- С тех пор, как перчатки для фрака вышли из моды, - никому. Я брезглив. – Джеймс оттолкнулся от стола, к которому прислонялся все это время, и направился к Майклу, зашел тому за спину, опустил руки на плечи. Майкл даже возмутиться не успел, как твердые пальцы впились в мышцы.
- Да, чтоб тебя! Что ты делаешь вообще?
- Спасаю твою шею от страшной смерти, она скоро крошиться начнет. Ты ей еще поворачивать-то можешь?
Майкл взвыл, боль была просто адская, словно ему не плечи разминали, а вгоняли в них куски арматуры. Он вцепился пальцами в подлокотники; с зажатой меж фалангами сигареты на ковер сыпался пепел, впрочем, сейчас это его не волновало. В спине что-то хрустнуло, щелкнуло, но, кажется, даже дышать стало легче. По мышцам пошла теплая волна. Это Джеймс умел – находить болевые точки. Во всех смыслах слова. Майкл в который раз отметил, какие сильные у Макэвоя руки, хотя по внешнему виду и не скажешь. Но Майкл знал, что тот тяжелой работы не гнушался, бывало, и машины разгружал на склад клуба в одной майке и холщевых штанах. Тело его тоже было рабочим: крепким и сильным, с заметным рельефом мышц. Майкл чертыхнулся про себя: нормально ли было думать об этом, замечать чужую не женскую красоту? Рядом с Джеймсом рано или поздно все мысли уходили в какие-то сложные области сомнений и рефлексий, а Майкл считал себя человеком простым. Вот сейчас, если Джеймс коснется ладонью его затылка, взъерошит волосы, проведет пальцами по шее, придется ему врезать, но как же не хочется выходить из этого нежданного сонного состояния покоя.
- Мне пора, - Майкл выдрался из мягкого кресла. Его никто не удерживал. Джеймс вдруг зевнул где-то за спиной и сказал напоследок:
- Иди. Если что-то узнаю, то найду тебя.
***
Если подходить к полицейскому участку, в котором Майкл служил, кажется, всю сознательную жизнь, со стороны бесконечной стены складов текстильной фабрики, то первое, что бросалось в глаза, это здоровый кусок окна, заколоченный фанерой. Надпись на стекле обрывалась буквами «участ» и навевала чуть ли не библейскую тоску, по крайней мере, сравнимую с ней по мрачности ассоциативного ряда. Майкл считал, что над входом не хватает только таблички: «Оставь надежду всяк сюда входящий», - и картина упадка будет полной. Перед фасадом обшарпанного здания стоял полицейский фургон без водителя; крыльцо было пустым, хотя еще пару месяцев назад кто-то из стажеров наверняка толокся бы здесь, провожая последние деньки осени табачным дымком.
Внутри участка тоже особого оживления не наблюдалось, да и откуда бы оно взялось: штат укомплектован был едва ли наполовину. За кирпичной колонной щелкали клавиши пишущей машинки, под плакатом с надписью: «Первое правило полицейского: Постарайся вернуться домой живым» - кто-то из новичков вел допрос проститутки. Приглядевшись, Майкл опознал в ней Веру Кричтон по прозвищу «Чаёк», клиенты уходили от нее после тяжелого сна в одном исподнем. Вера считала себя женщиной строгих нравов и голышом их не оставляла, правда благодарить за это ее до сих пор никто не додумался. Майкл поздоровался с сослуживцами, попросил попридержать для него мисс Кричтон еще с полчасика и постучал в дверь к начальству.
Николас Холт занимал должность капитана третий месяц, до него это был Патрик Коперски, который продержался почти полгода, прежде чем уйти в отставку. А до Коперски в этом кабинете сидел старый добрый Арон Дибби, его чуть меньше года назад расстреляли на пороге собственного дома. Несколько очередей из «Томми» превратили его тело в фарш. Майклу предлагали тогда его место, но он считал себя ищейкой, а не крючкотворцем, поэтому отказался. Может и зря, департамент полиции Чикаго переживал свои худшие времена. Того же Холта прислали к ним из Министерства финансов, и пусть человеком он был вроде неплохим, но ему едва перевалило за двадцать пять и с оперативной работой знаком он был слабо.
- Доброе утро, Майкл.
- Отправьте к стекольщикам кого-нибудь прямо сейчас. Эта фанера в окне торчит уже неделю, пора с этим заканчивать.
- Денег не хватает, чтобы жалованье выплатить, а вы с окном. – Холт оторвался от папки с отчетами, - лучше скажите, вы утренние газеты читали?
- Подождите, Николас, то, о чем я говорю, важно, - Майкл полез было за портсигаром, но вовремя поймал себя за руку: курить в кабинете капитана все же не стоило. – Каждый день ребята идут на службу в участок и видят эту чертову фанеру. Знаете, о чем они думают? Они думают, что стекло не вставляют заново, потому что вдруг бандиты вернуться, вдруг снова разнесут окно выстрелами из кадиллака, а мы вновь не сможем их остановить? Вы думаете так же? Тогда, действительно, траты ни к чему.
- Что? Я так не думаю, - Холт нахмурился, пригладил и без того аккуратно уложенные волосы, - с чего вы взяли?
- Потому что я думаю так. А это не правильно. Мы этой фанерой всему городу показываем, что слабы. Что мы сдались.
Николас отложил папку, положил ладони на стол, как делают примерные ученики, вот только покорности в этом жесте не было. В своем выглаженном костюме при галстуке и запонках, Холта можно было бы принять за клерка, но только до тех пор, пока не познакомишься поближе.
- Ну уж нет, этого от нас не дождутся, - сказал он и протянул руку к коробке сейфа возле стола. Вытащил несколько купюр, - как думаете, хватит?
- Ваше жалованье? – спросил Майкл и добавил, - поделите с моим.
Холт задержал на нем взгляд, потом кивнул:
- Хорошо. Найдете, кого отправить сделать заказ?
- Да. – Майкл взял деньги, сунул в карман. – Что там про утренние газеты?
- Аль Капоне вчера дал пресс-конференцию. Рассказал всем желающим, что он всего лишь честный бизнесмен, который предлагает людям то, что они хотят получить. Пресс-конференцию, Майкл! Что будет завтра, они с мэром вместе откроют сиротский приют с казино на втором этаже? Так не может продолжаться дальше, мы потеряем город.
Майкл закрыл входную дверь плотнее. Этот разговор поднимался не первый раз, но ничем конкретным не заканчивался, оставляя после себя лишь чувство бессилия и глухого раздражения.
- Можем подождать еще месяц другой, и Чикаго переименуют из города ветров в город воров, тогда точно все эти волнения будут нам по боку.
- Мы не готовы. – Холт встал из-за стола, засунул руки в карманы, некрасиво оттянув брючины. – Мы до сих пор понятия не имеем, откуда поставляется денатурированный спирт. А главное, где он перерабатывается. Год назад вы с Дибби зачистили Маленькую Италию, но даже сотня самогонных аппаратов не способна дать тот объем алкоголя, что расходится сейчас по улицам. Это должен быть целый завод, но мы перевернули уже всю промзону, и ничего.
- Значит, отложим эти поиски на потом. Сейчас главное перекрыть канал поставок. Мы ведь знаем, что караваны идут с канадской границы. Мы должны провести рейд, Николас. Откладывать дальше нельзя.
- А какими силами? У нас людей не хватит дежурить по всей границе, нам точка выхода нужна.
- Я почти уверен, что это трасса на Тендер-Бей. Я сам готов дневать и ночевать на этой дороге, если больше некому.
- Почему не Су-Сент-Мари или Франсес? Одними предчувствиями Федеральное управление не убедить, а без их помощи нам караваны не остановить. Нужно дать управлению хоть что-то, чтоб они раскачались, наконец. Мы должны поймать убийцу семьи Уокса, сейчас это самое громкое дело, на слуху у всех. Если он даст показания на Мундро, мне будет, чем хлопнуть по столу шефа полиции.
Холт стянул с носа очки и принялся протирать их белым накрахмаленным платком в мелкий цветочек, Майкл знал, что у Холта есть молодая жена, наверняка, это она постаралась. Майкл свой последний платок извел, оттирая оружейную смазку с рук, и это было по-своему печально.

По выходу из кабинета Майкл направился к дальнему столу, где Вера Кричтон и офицер Миллиган все еще изображали вялый акт допроса. Он прервал их, присев рядом на стул со стальными ножками, металл визгливо заскрипел, пока Майкл подтягивал стул к столу. Мисс Кричтон вздрогнула и оборвала свою слезливую тираду на полуслове.
- Давно ты к нам не заходила, аж целых две недели без тебя, Вера. – Он взял лист с показаниями, всматриваясь в неровные строчки, - и что на этот раз, даже ботинок бедняге не оставила?
- Напраслица это, враки! Бог его накажет за такие злые слова, и вас накажет, что не можете защитить бедную женщину.
- Эй, ребята, кто-то видит здесь бедную женщину? – Майкл приглашающим жестом обвел помещение. - Да на одних проданных тобой подтяжках можно было сделать состояние. И, знаешь что, Вера, ужасно ты мне надоела. Закрою-ка я тебя в карцере и забуду на полгодика.
- Не можете вы… вы не можете! У вас нет никаких доказательств! – Вера одернула зеленое пальто и с возмущением уставилась на Миллигана, - Почему вы позволяете со мной так разговаривать?
- А? здесь кто-то есть? – Фрэнк Миллиган с удивлением осмотрел стол и даже пощупал лоток для бумаг, - мне кажется, я слышу голоса.
С разных сторон послышались сдавленные смешки. Взгляд Веры метнулся к Майклу, губы ее задрожали:
- Мистер Фассбендер, офицер…
- Я не высыпаюсь, - доверительно произнес Майкл, глядя ей в глаза, - все думаю о судьбах этих несчастных ботинок, подтяжек и шляп, что нашли свой конец в твоих цепких ручках. Спой мне что-нибудь для сладких снов, Вера. Какую-нибудь милую песенку.
- Я.., я… у Билла Дэвана в «Пони» играют на деньги. И пьют. Виски пьют.
- Не интересно.
- На Вабиш-сквер ходит слушок, что за какого-то канадца отвалят куш в «Четырех дьяволах».
- За канадца? В Чикаго теперь отстреливают за французский акцент? Что за ерунда, Вера: пони, канадцы, - ты мне о другом напой. Скажи мне, кто детишек Уокса два дня назад убил? Что за отморозь появилась в нашем с тобой городе?
- Да вы что! Мне-то откуда такое знать? – Кричтон затрясла головой и туго завитые кудряшки на ее голове вздыбились кривыми рожками.
- Говорят, что это кто-то из банды Красного Флетчера.
- Может и так, мне почем знать? Да только наврядли. У него все люди так себе, вчера еще шпаной бегали: щипачи, налетчики да ирлашки. Ой, я не то имела в виду, мистер Фассбендер, мне ихняя нация без разницы, и среди ирлаш… ндцев есть люди хорошие. Вот папаша мой…
- Мистер Миллиган, будте добры, закройте куда-нибудь мисс Кричтон до лучших времен. Может, она еще что-нибудь вспомнит из своей богатой биографии.
- Погодите, есть еще один тип по кличке «Судья», его никто не видел, а он…
Майкл поднялся, игнорируя слабые вопли Веры за спиной, и добрался, наконец, до своего рабочего места – большого стола, впритык стоящего к огромному полукруглому окну. Он любил этот дальний угол зала, с грифельной доской на стене, которую они забрали когда-то после обыска в букмекерской конторе, с театральной вешалкой и странного вида кустом в деревянной кадке.
Майкл скинул пиджак, оставшись, как и многие здесь, в рубашке, жилете и наплечной кобуре, сел, вытянул ноги под столом и достал блокнот, пухлый от вырезок и вкладок. В нем было собрано все, что пока имелось по делу Уоксов. Он открыл его и написал на чистом листе «Мундро». Напротив – «Уоксы», между ними поставил знак вопроса. Что-то здесь не сходилось. Если Мундро хотел провести акцию устрашения, зачем ждать так долго после инсценированного самоубийства его бухгалтера? За это время новость успела не только остыть, но и разложиться. И кто исполнил приговор? Среди головорезов Красного Флетчера было немало негодяев разной степени мерзости, но убивать детей?.. Мало кто пойдет на такое. Две девочки, один мальчик, девяти, шести и четырех лет. По выстрелу в упор. Это происходило ночью. Дети успели проснуться? Плакали? Умоляли о пощаде? Всех их нашли в своих постелях. Всех, кроме матери, которая лежала у входной двери. Ей одной убийца выстрелил в затылок. Вышла ли она на шум, а потом попыталась убежать или сама открыла дверь, замок ведь можно было повредить и позже, чтобы имитировать взлом, - вопрос. Майкл провел остаток утра в бесплодных попытках вычленить из этой шаткой схемы что-то полезное, но после полудня бросил это занятие. Его ждали улицы Чикаго, город нередко сам подсказывал верное направление, нужно было только знать, кого и как спрашивать.

На выходе из участка его догнал один из стажеров, Майкл сделал было вид, что не замечает его, но на Эвана Питерса такие приемы не действовали.
- Мистер Фассбендер! Да погодите вы, у меня кофе в руке!
- Питерс, говори быстро и.., - у Майкла мученически дернулось веко при виде запыхавшегося стажера, тот широко улыбался, светил голубыми глазами, на голове торчали светлые вихры, а руке его, действительно, дымилась паром огромная керамическая кружка, - можешь сказать, какого... ты бегаешь по улице с этой бадьей?
- А я как раз кофе себе наливал, смотрю, а вы уходите! Если бы я ее пристраивал куда-нибудь, я бы не успел, а теперь вот – иду с вами вместе, в смысле вы же по делу Уокса работаете, так я тоже!
- Во-первых, умолкни. Во-вторых, что значит «тоже»?
- Вы же сами велели никому никуда не ходить поодиночке, а тут вы уходите, я к капитану, а он и говорит: Подстрахуйте лейтенанта Фассбендера, Питерс, - а я ему: Конечно! Готов служить и защищать!
- Капитан Холт тебя послал? – Майкл даже не пытался скрыть скепсиса, - с каких пор мне возиться со стажерами поручают?
- Я уже через месяц буду офицером, - вдруг совершенно серьезно обиделся Питерс, - я думал, вы помните.
Майкл не помнил и даже усовестился на секунду, глядя в по-детски распахнутые глаза напротив. Эта секунда и сыграла против него. Он замялся, упустив возможность рявкнуть что-то вроде: Возвращайся в участок! – и Эван как-то по-своему истолковал выражение его слегка перекошенного сомнениями лица.
- Куда идем? – спросил он и шумно отхлебнул из кружки.

Прошвырнуться по фабричному кварталу только сумасшедшему могло бы показаться приятной прогулкой, но, пока Майкл, чертыхаясь, лавировал между лабиринтов развешанного белья и самодельных уличных кухонь, Питерс успевал поболтать с угрюмыми дамами возле кастрюль и колясок, с пьянчужками, с босоногими чумазыми детьми. На Майкла косились: для этих трущоб выглядел он, как изюм в хлебе из отрубей: начищенные ботинки, серый плащ и даже галстук, - все при нем. Эван же мог сойти за своего: его одежда была чистой, но уже немного потрепанной, а молодость скорее делала его похожим на уличную шпану, чем на полицейского. Майкл завернул за угол длинного барака, вышел улицу, ведущую к консервной фабрике, и подозвал Питерса:
- Видишь, мужчину в серой кепке? Сможешь незаметно проследить, куда идёт?
- Смогу. Конечно. Сейчас? - Эван смотрел на Майкла с готовностью щенка, который только что выучил команду «апорт».
- Дерзай. Я тебя здесь подожду. – Майкл дождался, когда Питерс странными перебежками достаточно от него удалиться, и подошел к передвижной лавочке с горячей кукурузой.
- Dia dhuit, О’Кифф.
- Dia's Muire dhuit, сэр. Початок?
- Давай два, и заверни, – Майкл принял бумажный пакет, отсчитал деньги. – Что узнал?
- Не много, мистер Фассбендер. Они мало с кем общались. В дом были вхожи: нянька, кухарка, соседка с детьми, да с его работы пара человек, эти под вечер приезжали обычно. По выходным Уоксы ходили в «Пэмроуз» , соседка сказала, что на дружеские ужины. Но с кем они там дружили… там надо спрашивать, а мне в такое место ходу нет.
- Go raibh maith agat.
- Go gcuire Dia an t-ádh ort!
Майкл отошел от прилавка, как раз, чтобы перехватить Питерса, который мчался мимо.
- О! А вот и вы! - Эван крутанулся на месте, резко затормозив, и важно отчитался, - объект зашел в ворота фабрики, последовать за ним не было никакой возможности, там пропуск нужен.
- Какая неожиданность, - безмятежно откликнулся Майкл, сунул в руки стажера кукурузу, и направился к остановке трамвая.
***
Заведение «Пэмроуз» находилось почти в центре города и представляло из себя смесь богадельни с борделем. Когда-то, в лучшие времена, здесь был салун, но после двадцатого года барную стойку снесли, на столы набросили кружевные скатерти, а место, отведенное под пятничные драки, превратили в сцену. Сейчас состоятельные господа ходили в «Пэмроуз» поужинать и послушать бесконечную череду разновозрастных певичек, что выступали каждый вечер в надежде найти работу или покровителя. Несколько лет назад место это приглянулось Тобиасу Зуни, который по молодости промышлял рекетом, а в зрелости заделался меценатом и тонким ценителем искусств. Теперь в «Пэмроуз» было не протолкнуться еще и от литераторов, привлеченных дармовой едой и выпивкой. Ром лился подземными ручьями, переходил под столами из рук в руки в маленьких фляжках. Немудрено, что каждый, переступивший порог этой обители радости, становился поэтом по мановению руки.
Когда Майкл и Эван вошли в зал, там уже горели люстры, хоть в окна все еще светил розовый закат. Звенели ножи и вилки, гомон разговоров роился поверх голов, молодой человек горестно восклицал на сцене, стараясь перекричать шум:
В делах сердечных − маята.
Жениться − мне?! Куда уж!
Влюбляюсь в девушку, когда
Она выходит замуж.*****
Девицы возле сцены восторженно сбрасывали с оголенных плеч боа и накидки, видимо, не принимая его слова на веру. Там же стояли несколько мужчин, тихо обсуждая что-то. Майкл узнал Макэвоя и чуть было не повернул на выход, но к чести своей отмел мысль о побеге почти сразу.
Поймал официанта, сделал короткий заказ, и пробрался вглубь ресторана, туда, где еще виднелись свободные столики. Здесь было тише, правда, за стеной кто-то нудно бренчал на рояле. Эван уселся за стол рядом с Майклом, он выглядел, как ребенок, впервые попавший в передвижной цирк: глаза его горели, а голова вращалась, словно на шарнире.
- Мы за кем-то следим? – заговорщицки зашептал он, стоило Майклу притянуть к себе пепельницу.
- Мы ужинаем.
- Я так и понял, - Эван кивнул и многозначительно замолчал. Почти на минуту. Наверное, подчеркивал важность момента, вроде как: вы можете говорить, что хотите, но я-то понимаю…
Майкл потер переносицу. Нет, работа в команде, явно, была не его коньком. Он помахал пробегающей мимо девице с подносом, привлекая внимание, она обернулась, а вместе с ней обернулось еще несколько человек, среди которых оказался Макэвой. Тот посмотрел на Майкла, поморгал, и, конечно, тут же направился в их сторону.
- Какая приятная неожиданность, мистер Фассбендер! Улучшаете свой литературный вкус? Что же, это всегда похвально. – Джеймс лучился приветливостью, как фонарь в темной подворотне, - и познакомьте меня со своим юным спутником.
- Джеймс Макэвой - бизнесмен. Эван Питерс – мой сослуживец.
- Очень приятно, - широко улыбнулся Джеймс и продолжил, - послушайте, идемте к нам. Я тут в банкетном зале провожу кастинг, набираю девушек для номера. Мистер Питерс, вы слыхали что-нибудь о таком прекрасном месте как Мулен-Руж? Хочу привнести в Чикаго парижский шик, просто представьте: дюжина красавиц танцуют канкан, алые юбки распускаются розами, стройные ножки взлетают выше голов… хотите взглянуть?
- Да! То есть… не знаю, - взгляд Эвана слегка потух, когда он перевел его на Майкла.
Но тот лишь усмехнулся, иногда Джеймс проявлял чудеса уместности:
- Идите, мистер Питерс, не каждый день выпадает шанс на культурный отдых. Я присоединюсь к вам чуть позже, есть кое-какие дела. И да, мистер Макэвой, так как мой заказ потерялся где-то в этих джунглях, не оставьте мистера Питерса голодным.
- О, голодным не оставлю, - голос у Джеймса сделался совсем ласковым, на месте Эвана Майкл бы напрягся, но тот, кажется, совсем растерялся перед чередой сияющих перспектив.
Бильярдные столы в «Пэмроуз» находились в подвале, душном и тесном из-за неудачной планировки. Все помещение было изломано неожиданными углами и поворотами стен. С потолка беспорядочно свисали редкие лампы под железными абажурами, очерчивающие светлые круги на полу. Играющих было немного, и нужного человека Майкл нашел почти сразу: Тобиас Зуни лениво вертел в руках кий, шары на зеленом сукне его стола все еще лежали в рамке.
- Составить компанию?
- Офицер Фассбендер, не часто вы нас удостаиваете визитом, да вот еще и сыграть предлагаете. Так кто мы, чтобы отказываться? – Зуни прищурился, на округлом лице его проступила улыбка, как вмятина в тесте. Потом он отложил кий на борт стола и засунул большие пальцы в кармашки полосатого жилета.
Майкл подхватил отложенный кий и покачал его в руках, слегка согнул, словно проверял на прочность, сделал взмах. На лице Зуни добродушие сменилось настороженностью:
- Это ведь бильярд, а не бейсбол, и в руках у вас не бита.
- Точно, Зуни, не она. - Майкл закинул кий на плечо и дружелюбно спросил, - как поживает твой брат, все ли у него в порядке?
- Ах, вот оно что. – Тобиас Зуни издал сдавленный смешок, но тут же кашлянул, словно стыдясь такой реакции, - я уж думал, минует меня чаша сия.
- Не впадай в патетику, ты знал, что когда-нибудь я приду за долгом. Я задам тебе несколько вопросов, а ты ответишь. Если ответы меня устроят, мы будем с тобой квиты. Так вот первый вопрос: кто убил семью Уоксов?
- Не знаю. – Зуни грузно осел на круглый табурет и зашарил рукой под бильярдным столом, вытащил бутылку и, не стесняясь, приложился к горлышку, - поверьте, держусь от всего этого дерьма подальше. Вам-то известно, как это бывает: сунешь один палец - вот уже руки нет по локоть. Так что сам не спрашивал, и при мне об этом не болтали.
Майкл и не рассчитывал, что Зуни знает что-то по этому делу, поэтому просто кивнул. Важен был ответ на другой вопрос:
- Уоксы частенько заходили в твой ресторан, вспомни, с кем они общались. Может, с кем-то вместе ужинали?
Зуни пожевал губами, огляделся, проверяя, есть ли кто рядом, только потом ответил, понизив голос:
- Да тут столько народу толчется, разве всех упомнишь? – глянул на Майкла, на кий на его плече, и быстро добавил, - но пару человек назвать могу, они частенько вместе с Уоксами столик заказывали, а после… после больше не появлялись.
- Имена.
- Первый лет сорока, с усиками и бородкой, докторскими такими. Я слышал, как его называли мистером Кармайклом . Второй высокий, худой, тоже где-то под сорок лет, одет дорого, чисто выбрит, но имя его не знаю. Женщина - жена Уокса как-то назвала его в шутку «ваша честь» и сделала реверанс. Это все, мистер Фассбендер. Клянусь.
Майкл отдал в руки Зуни кий. Он услышал даже больше, чем рассчитывал, и теперь эта информация легла на плечи грузом куда тяжелее.

Майкл вышел из «Пэмроуз», в голове гулко повторялись фразы недолгого разговора, горло драло сухостью. Люди спешили вокруг него по своим важным повседневным делам, огни вывесок кидали на мостовую яркие прочерки, звенел трамвай где-то, пробираясь куда-то в темноту по нитям рельсов, - все это, такое мирное и обычное, уже вычеркнуло его из течения своей жизни, как врач вычеркивает имя умершего пациента из обходного листа. Майкл всегда принимал как данность, что когда-нибудь он может не вернуться с дежурства, но еще никогда эта угроза не была настолько близка.

Обойдя несколько адресов, Майкл вернулся в участок, и только там вспомнил, что оставил Эвана в «Пэмроуз».

В участке свет горел лишь в длинном коридоре, где обретались дежурные, и в кабинете капитана. Майкл сразу прошел к камерам, ему нужно было удостовериться в догадке. Вера Кричтон была все та же, что и утром, только теперь Майкл знал, какой конкретно вопрос ей задать.

К Холту Майкл вошел, не стучась, за окнами участка время шло к полуночи, так что какие формальности – рабочий день давно окончен.
- Я знаю, кто убил семью Уоксов. – Майкл сел на стул и устало вытянул ноги. Ему отчаянно хотелось курить, но сигареты кончились еще несколько часов назад.
Холт поднял глаза от кипы документов, снял очки, глаза его выглядели воспаленными от долгой работы, да и сам он смотрелся не ахти.
- Мне это не понравится, да?
- Совершенно. Тод Уокс после того, как стал работать на Мундро, перевез свою семью в новый дом в престижный район, купил машину, нанял кухарку. Немногочисленные приятели из старой жизни остались в бедном прошлом, а новые друзья не спешили появляться, справедливо полагая, что быстрые деньги не даются просто так. Но кое с кем Уоксы встречались довольно регулярно, даже ужинали вместе в «Пэмроуз». Это – Джозеф Кармайкл и Абрахам Браун.
- Кармайкл? Это не… не может быть. Джозеф Кармайкл
- Он самый. Подумайте, зачем ему был нужен Тод Уокс? Что тот делал лучше всех в этом городе?
- Бухгалтерия. – Николас сцепил пальцы и замолчал. Чувствовалось, что следующие слова дались ему с трудом, - полицейский департамент Чикаго – это огромные деньги. Оружие, форма, машины, жалованье и пенсии. Я и не мог представить, что все прогнило настолько.
- Да ладно, Николас, оглянитесь! В нашем участке один Томми-ган, и то конфискованный. Из оружия – дубинки, а револьверы только у офицеров. Ни одного бронежилета. На жалованье не прокормишь семью. Я знаю поименно всех, кто в участке закрывает глаза на спикизи и получает за это добавку к обеду. Полиция коррумпирована от и до.
- Я – нет. И вы – нет. – Тихо сказал Холт.
Майкл запнулся, помолчал немного и продолжил уже другим глуховатым голосом:
- Думаю, Кармайкл приносил Тоду папку с документацией в «Пэмроуз» и забирал ее при следующей встрече. Удобно. И сдается мне, что Уокса убили вовсе не потому, что боялись его откровений о Флетчере, а потому, что, начав свой рассказ, он дошел бы до ее содержимого.
- А что второй – Браун?
- О нем известно не много. Несколько лет назад переехал в Чикаго из Нью-Йорка, где закончил юридический. Какое-то время работал в полиции, получил грамоту «Стрелок года». Говорят, что в его биографии был такой факт, что Браун около года занимал должность судьи. А теперь самое интересное, для мафии кто-то делает особенно грязную работу, вроде убийства семей должников, и у этого человека кличка «Судья». Совпадение? Я так не думаю.
- Если жена Уокса знала этих людей, она вполне могла сама впустить их в дом. Одно не понятно, почему убийство произошло спустя столько времени после гибели Тода? Если хотели напугать, так нужно было делать это сразу. Если - оставить сообщение полиции или соучастникам, то зачем столько ждать?
- Потому что это сообщение для кого-то другого.
- Но для кого?
- Не имею ни малейшего представления, - честно сказал Майкл. Спросил, - что теперь, Николас? Мы собирались обратиться за помощью к шефу полиции, но в свете последних фактов, это будет последнее, что удастся сделать, прежде, чем нас найдут ногами в тазу. Похоже, Крестовый поход без крестоносцев не дойдет до Святой земли.
- Есть еще Федеральное управление. Как на счет доказательств вины Кармайкла и Брауна?
- После Уоксов? Никто не выступит против.
Холт мрачно посмотрел на него.
- Мы не можем сдаться.
- Мы и не собираемся, - сказал Майкл с уверенностью, которой не чувствовал.
***
Майкл проснулся от стука в дверь. Звук был тихий и глухой, словно кто-то размеренно долбил по дереву носком ботинка. Майкл надел штаны, вытащил из-под подушки револьвер и, подойдя к двери, спросил:
- Кто?
- Открой, будь добр.
Голос был знаком, его бы он точно узнал, даже посреди ночи. Майкл включил свет, повернул ключ и впустил Макэвоя. Тот ворвался в маленькую квартиру с холодным воздухом, запахами дорого парфюма и чего-то приторно вязкого. Стянул пальто, бросил в кресло перчатки, потом бросился в это кресло сам.
- Дитя возвращено в родительское лоно, счастливая мать угрожала связать мне носки.
- Ты Питерса домой отвез? – сообразил Майкл, он окончательно проснулся и сейчас пытался надеть на себя рубашку и пригладить торчащие дыбом волосы. Джеймс не был у него в квартире до этого ни разу, и лучше бы «не был» и дальше: контраст дешевой меблированной комнатой и Макэвоя, чьи лоферы стоили, вероятно, с пол этого многоквартирного дома, был оглушительным.
- Я хотел продать его в бордель, но ты же знаешь, какая нынче безработица, - вакансий нет, - Джеймс вылез из кресла, подошел к Майклу, который все еще сражался с пуговицами, но под его недоуменным взглядом отпрянул и резко развернулся к столу, опершись на него рукой.
- Спасибо, но эта благая весть не могла подождать до утра? Сейчас… черт, сейчас четыре часа ночи.
- Счастливые часов не наблюдают и все в таком же духе, - Макэвой коротко рассмеялся, - клянусь тебе священною луной, что серебрит цветущие деревья…
- Джеймс, ты под кокаином?
- Немного, - рассеянно ответил Макэвой, - в местах, где задаешь вопросы, есть свои правила.
- Что ты несешь? – Рассердился Майкл, подошел к Джеймсу, приподнял его за подбородок к свету. Под тусклой лампой глаза его с расширенными зрачками казались черными.
Джеймс втянул воздух сквозь зубы, вцепился в запястье Майкла. Подушечка его большого пальца попала на точку пульса, и тот зачастил вдруг стаккато.
- У меня есть информация, и я хочу ее продать.
- Я ничего не понимаю, - сказал Майкл. Кожа под макэвоевскими пальцами горела, сердце колотилось, как припадочное. Вспомнились слова безымянного поэта, услышанные днем: В делах сердечных – маята! – это ли он имел в виду? Майкл отдернул руку.
– Какая информация? Кому продать?
- Тебе. – Джеймс разжал пальцы, отступил на шаг. Было видно, как его потряхивает то ли от нервов, то ли от наркотического отката. Он продолжил с какой-то непонятной настойчивостью выдавать словно бы бессвязные фразы, – другого шанса может и не быть, а тут так звезды сошлись. Понимаешь? Я расскажу тебе то, что узнал пару часов назад, и, если ты скажешь, что эта информация обладает ценностью, я тебя поцелую. А ты мне ответишь.
Майкл просто смотрел на Джеймса, отмечал, как падает свет на лицо, как смыкаются и размыкаются его губы. Ни злости, ни паники – ничего из этого. Даже удивления особого не было. К чему-то такому все их догонялки рано или поздно должны были прийти. Майкл чувствовал облегчение, правда, не мог понять, к добру ли?
- Рассказывай, - сказал он.
Джеймс растерялся, побледнел. Наверное, думал, что ему сразу откажут, а к такому не подготовился. Он снова отступил. Наткнулся ногами на кресло, сел и сжал пальцами подлокотники. Наконец, начал:
- Слишком много времени прошло между убийствами Уокса и его семьи. Ты, наверняка, спрашивал себя почему? Вот и я задался таким вопросом. На теле Уокса была надпись: «Я слишком много болтал». А в его доме: «Молчание - спаситель». Но, если кто-то собирался оставить послание тем, кто готов просто задуматься о том, чтобы настучать на мафию, зачем такой временной промежуток? Да об Уоксе за месяц все перезабыли!
- Это сообщение для кого-то конкретного. Указание на то, что случиться, если он откроет рот, - согласно кивнул Майкл.
- Именно. И я нашел этого человека. Ты не представляешь, какие связи иногда срабатывают и как. - Джеймс рассеянно потер переносицу.
- Что? Подожди, ты знаешь, для кого все это было устроено?
- Да, думаю, что знаю. Его ищут люди Красного Флетчера и Капоне, и найдут не позже, чем сегодняшним утром, так как мой источник продаст эту информацию любому, как только поймет, что она, вообще, может быть продана. Этот мужик, которого все ищут, завалился три дня назад в китайский опиумный притон с простреленным боком, его там подлатали, обчистив до нитки, и оставили отлеживаться. В Чайнатауне такое случается.
- Что за притон?
- «Серебряный карп» на задворках Венворт авеню. – Макэвой смотрел прямо, над воротничком рубашки выступали малиновые пятна. - Так как, это ценная информация?
Майкл, молча, кивнул. Он не собирался ни врать, ни искать обходных путей. Эта информация была не просто ценной, она могла совершенно поменять расклад сил, а такое дорогого стоило. Он бы прямо сейчас сорвался с места, если бы не собственное негласное обещание. Спросил на пробу:
- Может быть, отложим? Сам говорил, времени мало.
- Нет. – Джеймс ответил резко, словно ударил. И Майкл сдался, чуть развел руки и нервно хмыкнул:
- Тогда не тяни. – Он сам не знал, чего ждал. Если бы что-то подобное происходило днем, Майкл никогда не согласился бы, но сейчас, в часы истекающей ночи все казалось размытым, странным и обратимым. Словно в любой момент можно будет отменить и действия и чувства, вернуться к блаженному ненавистному равновесию. Ненавистному, - повторил про себя Майкл и ужаснулся. И в эту минуту Джеймс положил ему на грудь ладонь и толкнул назад. Толкнул снова, пока Майкл не стукнулся лопатками о стену, обнял ладонями его лицо и поцеловал. Они не стукнулись зубами, не стали неловко искать лучшее положение тел, не было ни борьбы, ни стонов. Губы встретились и сомкнулись, как темные воды, над тонущим кораблем.

---

[Fassavoy Secret Santa]

Дорогие участники тайного санты, искренне извиняюсь, но выкладка работ переносится на 5 января.

@темы: оргмомент

---

[Fassavoy Secret Santa]

Дорогие участники, вчера вам были отправлены письма счастья - т.е. распределенные заявки. Если кто-то по какой-то причине не получил письмо, прошу отписаться либо в умыл, либо в комментариях под этим постом.

Напоминаю, что работы нужно сдать до 25 декабря. Сообщить о фарс-мажоре не позднее 18 декабря.
Готовые работы присылать на [email protected]

С уважением, ваша администрация. :3

@темы: оргмомент

---

У нас появились баннеры!

[Fassavoy Secret Santa]

За прекрасные, замечательные просто баннеры, а так же аватарку и картинку в эпиграфе сердечно благодарю  andre;!

Баннер номер раз:

<a href="http://fassavoysecretsanta.diary.ru/"><img src="http://funkyimg.com/i/246LP.jpg"></a>

Баннер номер два:

<a href="http://fassavoysecretsanta.diary.ru/"><img src="http://funkyimg.com/i/246LN.jpg"></a>

@темы: оргмомент

---

Прием заявок на участие

[Fassavoy Secret Santa]

Прием заявок ОКОНЧЕН.

В комментариях к этой записи любой желающий может оставить заявку на участие.
Напоминаю, что у нас конкретный пэйринг: Майкл Фассбендер/Джеймс МакЭвой.

Форма заявки

I. Ваш ник или e-mail.

II. Что вы хотите получить в подарок:
1. Форма подарка: авторский фик, перевод, клип, арт или коллаж.
2. Пожелания: жанр, рейтинг, дополнительные персонажи, размер, кинки, которые очень хотите увидеть ets
3/ Чего видеть НЕ желаете: жанр, рейтинг, сквики ets

III. Что вы можете подарить:
1. Форма подарка: авторский фик, перевод, клип, арт или коллаж.
2. Дополнительные условия: жанр, рейтинг, дополнительные персонажи, размер, кинки и прочее.
3. Чего сделать НЕ сможете: жанр, рейтинг, прочие детали.

IV. Сможете ли вы работать на замену в фарс-мажорных случаях?

@темы: оргмомент

---

Правила Secret Santa Fassavoy

[Fassavoy Secret Santa]

Secret Santa проводится следующим образом: все желающие оставляют свои заявки по определенному шаблону, в котором указывают, что они хотят получить и что они могут сделать взамен. Затем администратор с помощью великого корейского рандома распределяет заявки между участниками. Готовые подарки участники присылают администратору, который выложит их в сообществе анонимно, указав, для кого этот подарок предназначен. После того, как все получат свои маленькие или не очень радости, администратор сорвет со всех тайных сант накладные усы и бороды.

Secret Santa проводится по конкретному пейрингу: Майкл Фассбендер/Джеймс МакЭвой
1. К участию принимаются фанфики, переводы, рисунки, коллажи и клипы.
1.1. Минимальный размер фанфика или перевода - 2.000 слов. В переводе учитывается количество русских слов, поэтому будьте внимательны.
1.2. Минимальный размер видеоклипа - полторы минуты.
1.3. Художники ограничены только заявками.
2. Подарки для тайного санты должны быть новыми: т.е. нигде не опубликованными ранее.
3. Так же до деанона выкладывать куда-либо вашу работу строго запрещено.
4. В случае фарс-мажора предупредите администратора за неделю (семь дней) до дедлайна. Если вы этого не сделали, администратор имеет право не выкладывать вам подарок.
5. Secret Santa состоится, если наберется как минимум 14 участников.

@темы: оргмомент