Подарок для Vampire_Deiko
Нью-Йорк, 1972-ой
Фэндом: Люди Икс: Первый класс
Пейринг: Эрик Леншерр/Чарльз Ксавье
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Романтика, AU.
Предупреждения: OOC
Часть 1
Синий платок* ритмично покачивается в правом кармане джинсов, чертовски обтягивающих зад. Он трясет им, как павлин хвостом, специально поворачиваясь спиной к барной стойке и бросая едкие взгляды в ту же сторону.
Чарльз наслаждается уже три композиции подряд. В клубе жарко, и лед в пойле, что называют тут коктейлем, давно растаял. Мужчина допивает его одним глотком, затем выходит на танцпол. Все по старой схеме: приветствие вниз по аккуратным бедрам, несколько близких движений, пара пылающих взглядов. Паренек жадно тянется за поцелуем. Через десять минут он уже хрипло дышит в потертый кафель туалетной кабинки.
Секс без имен, улик и разочарований. Скомканный и быстрый. Чистое, защищенное удовольствие — вбиваться в податливое тело, слышать короткие стоны, вгрызаться в губы, чтобы заглушить свой и чужой оргазм.
Презерватив — в урну, руки — под теплую воду. Если истома проходит быстро, а в глазах недавнего партнера еще виден блеск, то следующая остановка — мотель. Тонкие стены, пыльная мебель и два-три часа сна, но уже в своей, холодной кровати.
***
Чарльз Фрэнсис Ксавье встаёт по будням в половину седьмого, а в выходные ближе к полудню. В рабочие дни пьёт чай, а в воскресенье только кофе. Он живёт на четвёртом этаже — последнем в его доме, который находится в непосредственной близости от работы и максимально удален от клуба. Чарльз почтальон, работает в одном из отделений Нью-Йорка. И на обед всегда съедает шоколадный кекс.
— В кабинет! Живо!
Понедельник, 24 июля 1972 года. Пятнадцать минут до открытия, а утренний разговор с директором ничего хорошего не сулит. Мистер Страйкер из тех ярых американцев, что считают себя республиканцами**, и потому терпимы лишь к другим республиканцам. Двумя любимыми занятиями этого гражданина являются субботний гольф и ежедневный ритуал крика на подчиненных.
Однако сегодня директором овладела странная нерешительность. Его глаза не могут остановиться ни на одной вещи надолго, руки беспокойно поглаживают галстук, он растерян. И начинает издалека.
— Ты давно здесь работаешь, Ксавье.
Весьма остроумное замечание, если учесть что из своих двадцати пяти лет он два года провёл, выдавая почту.
— Раньше я б и не подумал... — мужчина пыхтит в кресле, рассеянно перекладывая бумаги.
— Простите, сэр, я вас не понимаю.
— Никогда бы не подумал, пресвятая дева, что ты — чёртов гомосексуалист!
Не зная, что смущает больше: упоминание Марии в одном предложении с чёртом или упоминания его ориентации, Чарльз старается смотреть на истерику директора с должным спокойствием. Тот же от злости начинает подскакивать на месте, тыча пухлыми пальцами во все стороны, и несёт полный вздор.
— Ладно, мальчишка Финиганов! Но ты?! Ни за что бы не подумал! У вас же что-то было с Элисон. Какая пошлость! — На секунду поток бреда смолкает, но лишь затем, чтобы продолжиться с новой силой. — Сынишка Молли! Ты же был на крестинах! Невинное дитя! В храме, чертов извращенец!
— Да с чего вы взяли? — Сохранять спокойный тон становится все труднее.
— Видел собственными глазами!
— Меня в постели с мужчиной?!
Он понимает, что сорвался. Кончено, багровое лицо Страйкера того стоит. Однако обстановка становится более чем плачевной. Директор угрожающие щурится, лицо его из багрового становится бледно-серым, голос — нарочито спокойным и наполняется едва различимым шипением.
— Забываешься, Ксавье. Я твой начальник. Один звонок, и ты в больнице. Целые этажи для таких, как ты. Я слышал, лучшее лекарство — это электрический ток***.
Чарльз молчит, при мысли о подобном душа уходит в пятки, потеют ладони. Однако шеф выглядит довольным, будто угроза принесла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Гомосексуалистам нет места на моей почте, Ксавье.
***
Первым делом Чарльз ударяет ни в чём не повинный шкаф. Не получая от этого никакого удовлетворения, он все равно бьет вновь и вновь, сотрясая воздух ругательствами. В такие моменты собственная беспомощность душит, освобождает совсем несвойственную злость.
— В чём дело, дорогой? — На шум из глубины склада выходит Молли.
— Этот псих угрожал мне лечебницей! — шипит он сквозь зубы и спрятал лицо в ладонях. К глазам подступают слезы, а выглядеть ещё более жалким не хочется.
— Тише, тише — женская рука мягко гладит его по плечу — Что случилось?
— Страйкер видел меня у клуба.
— Черт, — негритянка сжимает его в объятиях — Он отправил тебя на склад?
— Да — Чарльз обнимает подругу в ответ, зарываясь носом в жёсткие кудри.
— Тебе нужна новая работа.
Молли Миллер — единственная чернокожая на почте. Проблема как раз и заключается в цвете её кожи, ещё, конечно, в отсутствии члена между ног, но главным образом в коже. Она занимает должность кладовщика, которого и за почтальона не считают, но мистер Страйкер идет куда дальше. Как только появляется человек, который по тем или иным причинам ему не нравится, он тут же понижается до работника склада, а миссис Миллер занимает его место. Несчастный воспринимает это, как личное оскорбление, и покидает отделение. Молли же возвращается на прежнюю должность. Затем все повторяется.
Выпитый накануне успокоительный алкоголь давит на голову несильно, но достаточно, чтобы Чарльз сумел найти первый плюс в своём положении. Склад блистает порядком, потерять тут что-то было практически невозможно, и новый кладовщик всеми силами постарается не испортить работу предшественницы.
— Чарльз, будь добр посылку мистера Фассбендера!
— Сейчас!
Молли работает в малом зале — помещении по приёму и отправке посылок — в этом Ксавье весьма повезло.
Клиент стоит, облокотившись на стойку, солнце играет в его коротких рыжеватых волосах, ложится светлыми пятнами на лицо. Он, как всегда, негладко выбрит, и улыбается уголками тонких губ.
— Добрый день, мистер Фассбендер! — ставит коробку перед посетителем.
— Здравствуй, Чарльз. Что ты такого натворил, что лишился должности моего почтальона? — Майкл что-то дописывает на извещении — Без обид, миссис Миллер. Вы тоже ничего, но мне трудно даются перемены.
— Я... много опаздывал — бурчит Ксавье первое, что приходит в голову.
— Что ж, надеюсь, ты вернёшь должность быстрее, чем я привыкну к новому лицу — он одаривает приятеля ещё одной улыбкой — Было приятно познакомиться, миссис Миллер. Увидимся на следующей неделе.
Мужчина удаляется, парень провожает его долгим взглядом, благо в помещении больше не было посетителей.
— Мой почтальон, — Молли разваливается в кресле и играет бровями, картавя чужой баритон.
— Прекрати… — вяло отмахивается Чарльз.
Но Молли лишь безапелляционно заявляет:
— Ты должен спросить его номер!
— Дорогая, первое правило гея: искать парня вне клуба все равно что искать рыбу вне воды. Либо нет, либо протухла, либо за деньги.
— А второе правило?
— Копы приходят к полуночи****...
***
Бармен ставит рядом с ним очередной стакан, красноречиво объясняя, что это последний. По крайней мере, в этом заведении. Чарльз и сам понимает: хуже места для попойки, чем гей-клуб, не найти. Хотя поначалу была надежда, что хандра пройдёт в любимых стенах.
За неделю он так и не может свыкнуться с новой должностью, ещё труднее привыкнуть к новому обращению. Страйкер заглядывает каждое утро, будто надеясь увидеть вместо кладовщика заявление об увольнении. Противно фыркает и всякий раз так пристально смотрит, что Ксавье посчитает унижением, если отведёт взгляд.
Из ситуации оставается два выхода: уволится и перетерпеть. У обоих вариантов куча минусов. Ближайшая почта, где нет дружков Страйкера, находится в Бронксе*****. Бронкс не любит новичков. Бронкс не любит белых. Бронкс готов сожрать тебя с потрохами. А перетерпеть ещё никому не удавалось.
Может всё-таки стоит поужинать с Элисон? Пару раз... Купить колечко, домик на деньги от продажи собственного достоинства.
Ксавье почти не помнил, как сменяет бар клуба на пивную. Алкоголь успокаивает плохо, и он все возвращается к тягучим мыслям.
— Добрый вечер, Чарльз, — Майкл незаметно оказывается рядом, занимая соседний стул — Так что у тебя случилось?
*
Он просыпается в 13:27, об этом извещают часы на прикроватной тумбочке. Чужой прикроватной тумбочке. Чарльз резко садится, за что платится резким спазмом в висках. Голова не болит, но довольной точно ее назвать нельзя. Память отвечает примерно тем же. Он помнит все события вчерашнего вечера, однако, при таком количестве алкоголя это подвергается сомнению.
Хозяин квартиры появляется из соседней двери, что по логике была ванной. Он вытирает мокрые волосы большим полотенцем, и Чарльз про себя замечает, что следов бурной ночи на мускулистом торсе нет.
— Как ваше самочувствие, мистер Ксавье? — Майкл улыбается, обнажая верный ряд зубов, надевает широкую футболку, к слову, совсем не скрывающую рельефа груди.
— Намного лучше, чем мог предположить.
— Думаю, ты не откажешься от кофе и яичницы с беконом?
— Не откажусь.
— Отлично, ванная в твоём распоряжении, — он скрывается за другой дверью и добавляет уже из-за нее, — Зубная щётка на раковине.
Оказывается, Фассбендер любит завтракать в постели. Довольно неловко и забавно одновременно есть сидя на середине кровати. Хозяин заправил её и, кажется, сменил белье.
— Ты помнишь весь вечер? — Майкл уносит посуду на кухню, а вернувшись, разваливается рядом на постели.
— Не уверен. А ты?
Чарльз старается не разглядывать собеседника. Хотя установка «не пялься на этого парня» была его лучшим другом много лет, но сегодня, кажется, они в ссоре.
— Тоже. Ты помнишь, что меня зовут Эрик?
— Что?
— Значит, нет, — Майкл, точнее Эрик, поправляет подушку. — Майкл Фассбендер что-то вроде псевдонима, хотя и документы у меня есть на оба имени, но я Эрик. Эрик Леншерр.
— Почему у тебя два имени?
— Из-за работы, — он смотрит Чарльзу в глаза долгим взглядом, наблюдая за реакцией.
— Значит, твоя работа не совсем законна... Эрик? - внутри холодеет, но зрительный контакт он не отпускает — когда ещё выпадет возможность.
— Точно.
Какое-то время Чарльз молчит. Обдумывает, чем же таким может заниматься его знакомый, но спрашивать не хочет.
— Ты помнишь, что мои родители англичане?
— Нет.
— А что они умерли?
— Да.
Ксавье опять умолкает, становится досадно. Кажется, информация была не равноценна, и это ему не нравилось.
— Ты помнишь, что мне 29? — продолжил игру Леншерр.
— Нет.
— Ты помнишь, что рассказал о своей первой любви? — он улыбается широким оскалом, нагло издеваясь, и Чарльз смеется.
— Нееет. Нет. Я не говорил тебе такого!
— О, ещё как!
— Быть такого не может!
— Её звали Бетти...
— Мимо!
Комната наполняется смехом ещё множество раз. Они подкалывают друг друга, чередуя шутки и реальные факты.
— Ты помнишь, что я сказал тебе, когда пришёл?
— Эм... спросил, что у меня случилось.
— Ты помнишь, что ты ответил?
— Не очень. Но фраза «я в дерме» там точно была.
Чарльз лежит на второй половине кровати, разглядывая комнату. Шкаф, комод, стул, окно с длинными тёмными занавесками. Любимая кожаная куртка на крючке. Он как раз рассматривает её.
— Помнишь, ты сказал, что я тебе нравлюсь?
Он не помнит, но это самая простая ложь в его жизни.
— Да.
Сноски:
* Синий платок - демонстрация сексуальных предпочтений, подробнее Hanky Code.
** Республиканцы - члены республиканской партии.
*** Гомосексуализм считался психическим заболеванием в США до 1973 года, в России до 1997 года.
**** Полицейские облавы на гей-бары.
***** Бронкс - самый бедный район Нью-Йорка.
Часть 2Каждую субботу Эрик играет сам с собой. Часто проигрывает, иногда даже специально.
Какой паренёк понравится ему на этот раз? Окажется ли так же доступен, как все до него? Уйдут ли они вместе? В первый раз уходят. Леншерр целую неделю бранил себя за бездействие, а потом понимает, что «уйти» ничего по сути не значит.
Чарльз приходит между девятью и десятью, никогда не задерживается до полуночи. Первым делом идет в бар, заказывает что-нибудь и выпивает, только когда жертва найдена. А наблюдать, как он жмётся с кем-то в темноте зала — вовсе какая-то дикость, срывает крышу. Нет, ревность тут ни при чём. Это будто бы твой партнёр желает разнообразия, и ты ему позволяешь. Теперь смотришь, как его трогают чужие руки, но знаешь, что завтра он проснется в твоей кровати.
***
Эрик Леншерр встаёт в девять, без будильника и вне зависимости от того, когда уснул. По утрам ему не нужно ничего, кроме душа и плотного завтра. Иногда, это единственные радости за весь день. Его дом на территории одной из пятёрки*, так что на улицах относительный, но порядок.
Эрик не доставляет наркотики, их доставляет Майкл. И абсолютно не важно, что у них одно лицо. Майкл же забирает их. Куча коробок со всякой незаконной дрянью поступают на почту. Интереснейший вариант того, что можно сделать, подкупив пару человек. Фассбендер каждый день забирает товар с разных отделений и развозит его. Клубы, бары, магазины, публичные дома — только крупные партии.
Когда он заходит, таща коробку доверху набитую наркотой, Эмма пилит свои шикарные ногти. Её бледная кожа светится среди тёмной мебели и стен. Заметив его, она улыбается и откладывает своё занятие.
— С возвращением, Майкл. Как твой мышонок?
— Страйкер отправил его на склад, — он поставил ношу на стол.
— Не повезло. Надеюсь, ты помнишь о наших скидках для геев?
Эмма каждый раз повторяет эту шутку, прекрасно зная, что предложение всегда будет отвергнуто.
— Тебе стоит с ним поторопиться, — она с притворным интересом разглядывает содержимое, — к зиме нас сольют. Я уже перевожу девочек в Чикаго.
— Рыба покрупнее?
— Именно так. Поэтому я и знаю.
— А Шоу?
Женщина недовольно морщит нос, не отрывая взгляда от коробки.
— Слишком много о себе возомнил. Его не предупредят. Засадят всех. Так что, самое время для выхода.
— И много крыс?
— Парочка, но этого хватит. Скоро рук будет не хватать. Думаю, он предложит тебе другую работу.
— Только за дополнительную плату.
— Много ты уже накопил? — Фрост наконец оторывается от товара и выжидающе смотрит на Майкла.
— Достаточно на домик в Англии.
Она лишь кивает ему в ответ.
Эрик ненавидит Нью-Йорк.
Нью-Йорк — это выгребная яма, которая доверху полна всяким дерьмом. Продажные копы, крысы, грёбанные расисты, проститутки, целые кучи якобы чистых американцев. Город жрёт людей пачками каждый божий день. Жрёт и сплёвывает на окраины. О них никто не заявляет, их никто не разыскивает, не потому что некому, а потому что все знают: центр поужинал. Майкл раньше рыл эти безымянные могилы, видел топи поглощающие трупы. Видел городскую грязь, клеймо на каждом жителе мегаполиса.
Но Чарльз кажется чистым. Таким он, конечно, не является, но от него веет жизнью. Той, о которой мечтает Эрик. Подальше от аппетитов Америки.
***
— Шоу в зале королев**. Просил тебя.
— Не сказал зачем?
Парень лишь качает головой и спешит удалиться с коробкой за стойку.
Время идет к десяти, а народу в клубе полно. Пробираясь сквозь толпу, Майкл краем глаза улавливает Чарльза — сидит спиной к танцполу, чего раньше не бывало. Надо будет спросить у бармена.
Себастьян сидит на диване в глубине зала, о чем-то разговаривает с одной из королев, худощавым мужчиной с отличным париком и отвратительным платьем. Когда курьер подсаживается к ним, он тут же уходит, цокая невысокими каблуками.
— Здравствуй, Майкл, — Шоу выглядит довольным, хотя, в последнее время это его обычным настроение, пусть корабль и идет ко дну.
— Вечер добрый, сэр.
— Эмма сказала, Страйкер жаловался на тебя. Он недоволен.
— Не больше, чем я.
— Старый индюк возобновил проповеди? — мужчина отпивает из гранёного стакана. — Будет надоедать, пригрози ему, раньше помогало.
— С удовольствием.
— Не перестарайся, — он делает ещё один большой глоток. — Теперь к делу. Билли вчера застрелился. Точнее, ему помогли, но копам же не объяснишь. В общем, хочу, чтобы вы с Финиганом покапали.
— Сэр, я курьер.
— Обижаешь. Само собой, я удвою плату. И освобожу тебе среду и четверг.
— Идёт.
— И, Майкл, начните со своих.
Значит, Эмма ошибается. Кто-то все же предупредил Себастьяна пулей в виске Билли. И Шоу тут же дёргает за поводок. Нужно обмыть, давно такого не случалось.
Ксавье в зале нет, почему-то это расстраивает сильнее, чем новости. Вечер точно располагает к пьянке, да и пивная всего через улицу.
***
Затекает рука. Все потому что приходится положить её под голову, раз Чарльз спит, развалившись на всю кровать. Ещё он сопит и дёргает кончиком носа. Чертовски мил. А когда растерян, то походит на котёнка, особенно спросонья.
Он не любит крепкий кофе, но из вежливости ничего не говорит.
— Ты помнишь, что сказал, что я тебе нравлюсь?
— Да.
Самая очаровательная ложь, которую ему когда-либо доводилось слышать.
Эрик потягивает парня к себе, касаясь желанных губ. Чарльз фыркает в поцелуй — наверно, щетина колется — однако не отстраняется. Леншерр наваливается, подбирая партнёра под себя и забираясь руками под футболку.
— Не люблю быть снизу. — Вяло бурчит Чарльз.
— Со мной тебе понравится, — Эрик снова тянется к нему, проникает языком в чужой рот. Протестов больше не следует. Целуются жадно, сбивая дыхание.
У Ксавье нечувствительные соски, зато весьма нежное нёбо. Он, скорее всего, боится щекотки, раз так вздрагивает даже от легкого прикосновения к рёбрам. Его хочется трогать. И от него сносит крышу.
Они стаскивают с друг друга одежду без тени смущения, будто делали это бесчисленное количество раз. У Эрика мало родинок, нет веснушек, но много белесых шрамов. Его руки очень тёплые. И от его поцелуев по коже бегут мурашки. Он не кусается и не ставит засосов, но почему-то этого безумно хочется.
Смазка солоновата на вкус, и тыльная сторона ног такая чертовски белая. Охуительные ноги. Охуительный Чарльз. Он кажется податливым, но с трудом берёт два пальца, сжимая челюсти от дискомфорта.
— Иди сюда, — голос слишком хриплый. Леншерр устраивает любовника сверху, тот тяжело дышит и краснеет, возможно, до лопаток. И опускается медленно, закрывая глаза и выдыхая в чужие губы.
— Эрик… — он почти стонет, когда садится полностью. Его тело дрожит.
Партнёр подаётся бёдрами навстречу. Ксавье низко опускается, нос утыкается в плечо, а член трётся о напряжённый пресс. Мокрые локоны прилипают к шее. Он что-то бормочет, и Леншерр переворачивает его, нависая сверху и двигаясь до спазмов в ногах.
Эрик щекотно дышит в спину, и его щетина покалывает. Солнце светит прямо в глаза, и они слезятся, если не держать их закрытыми. Отрезвляет, но Чарльз все равно думает, что это похоже на рай.
— Я не хочу на один раз, — любовник проводит носом до лопатки, целуя где-то под ней.
— Это не на один раз, — отвечает он и, кажется, засыпает.
Сноски:
* Пятерка – пять семей мафиози, которые управляют Нью-Йорком. Сохранились до сих пор.
** Зал королев – место для трансгендеров.
Эпилог
Хочется встать пораньше, но он опять слышит только последний будильник. Эрик давно встал, его половина уже остыла. Скорее всего, он и выключил сигналы. А ведь сегодня важный день.
Он до восторга мил, когда спит, мне нравится наблюдать за ним в этот момент, а затем ещё десять минут за тем, как он ест мои блины. Думаю, Чарльз ни за что не поверит, что я тренировался неделю, чтобы сделать их в первый раз. И не поверит, что до него я вообще не отличался любовью к кулинарии или к музыке. Но, клянусь, нет ничего лучше, чем брать его под музыку.
За окном мягко падает снег прямо на миниатюрные крыши соседних домов. На календаре — пятница 21 декабря, Ксавье всегда срывает листки по вечерам. После утренних процедур волнение только усиливается, мужчина тратит на галстук втрое больше времени и едва не надевает носки с разными ромбами. Важный день.
Ему не нравится обилие вещей, особенно моих книг. Я старался быть аккуратными, но оказалось, что он чистоплотен за нас двоих.
В коридоре вкусно пахнет выпечкой — Эрик приготовил блины. Их аромат Чарльз узнает где угодно. Ваниль и масло, хоть бы остался кленовый сироп.
Он любит кино, обожает вторники, наверное, из-за меня. Я до сих пор удивляюсь, как он не заработал себе сахарный диабет, потому что ест сладкое каждый день. И не поправляется, что тоже странно.
На стене у лестницы висят старые фотографии. Их первый дом. Юбилей Леншерра, на который приехала Эмма, они втроём улыбаются, сидя за маленьким круглым столиком. Надо бы ей позвонить. Вот Чарльз получил диплом, кстати, ему до сих пор не идёт мантия. Пара фото из Лондона. Вместе красят кухню. Эрик обнимает его на фоне новенького ресторана. Их ресторана! Даже не верится, что это было так давно.
Он останавливается у последней рамки. Вырезка из газеты прошлого года. Они держатся за руки на фоне всеобщего радужного веселья. Оказывается, постарев, они стали более трогательными.
Иногда мне хочется брать его лицо в ладони и высказывать все. Как я люблю его, как мне страшно, как я хочу проснуться через сто лет и увидеть его на соседней подушке. Не говорил. Слова были не нужны, потому что я знал: он чувствует то же.
Важный день.
Из кухни доносится шипение — Эрик моет ещё тёплую сковороду. Он снова в тёмной водолазке, с годами они идут ему ещё больше. Седина слегка блестит на висках.
— Доброе утро, — профессор целует его в шею у линии волос.
— Доброе, — он лишь слегка ведёт плечом, не отвлекаясь от занятия. — Полить блины сиропом?
— Конечно! — От него пахнет мылом, Чарльз глубоко вдыхает у самой лопатки, прежде чем отстранится.
Ксавье занимает место за столом, наливает себе чай, пока Леншерр готовит кофе. Волнение возвращается, Чарльз на секунду представляет, что он не согласится, и от этого потеют ладони. Голос в голове продолжает убеждать верить в лучший исход, но помогает мало.
Маленький телевизор под потолком показывает новости, мужчина чуть прибавляет громкость в надежде чем-нибудь отвлечься.
— Сегодня сенат Нидерландов одобрил законопроект о легализации однополых браков. Законопроект был поддержан в Палате Представителей - 109 голосов «за» и 33 «против» — говорила молодая дикторша с экрана. — Первые свадьбы состоятся весной следующего года. Задержка связана с решением некоторых бюрократических вопросов.
Становится неловко, собственная оплошность вгоняет в краску. Эрик внимательно смотрит на него пару секунд, сдерживая улыбку, затем ставит тарелки на стол и садится напротив.
— Думаю, июль нам подойдёт.
Cноска: 21 декабря 2001 года в Нидерландах были узаконены однополые браки, до этого были законны только некоторые виды сожительства.